Сергей Зайцев - Рыцари моря

Юный Проспер, вкусивший от благ образования и выучившийся использовать по назначению свой главный instrumentum – голову, без особых трудностей зарабатывал собственный далер уличным писарем – кормился, составляя письма, прошения и еще множество самых разнообразных бумаг на латинском, датском и немецком языках. Однако достигнутого Просперу всегда казалось недостаточно, и он решил продолжить научные занятия уже в университете города Копенгагена. Так он занялся изучением философии, очень важной, но мало почитаемой в Дании науки, а после нее и теологии. Усердие Морталиса и любопытство его были так велики, что увлекали его и к ознакомлению с другими предметами – с римским правом, медициной, – и не остались незамеченными со стороны профессоров. Морталис даже почувствовал благосклонность к себе некоторых из них, что было немаловажно, поскольку вместе с благосклонностью он обрел необходимую свободу передвижения по аудиториям и часто бывал там, куда других попросту не допустили бы. Подрабатывал Морталис, как и прежде, писарем; случалось, давал уроки письма и латыни детям господ; также не гнушался неблагородной работой истопника, грузчика или разносчика товаров. Так что в конечном итоге ему хватало не только на хлеб и воду, но и на масло, мясо, рыбу, ежедневную кружку пива, а также на бумагу и некоторые книги. Учились с Проспером и другие, кто нуждался и подрабатывал, однако они не имели того неунывающего нрава, что был у него, и той неутомимости, что позволяла ему и с утра, и после обеденной трапезы, и к вечеру выполнять одинаково тяжелую работу, а иногда и не спать ночами. Несмотря на этот напряженный образ жизни, юный Морталис находил еще время для вольного чтения греческих и латинских авторов, а также поэтов Италии, Германии, Франции. Познав через поэзию любовь умом, он вскоре познал ее и сердцем, но – вечная история, увы! – он был бедняк, а сердце бедняка, прежде, чем раскрывать для кого-нибудь свои врата, обязано советоваться с кошельком. И кошелек дал ему мудрый совет: не ищи звезд под ногами, люби лишь то, что тебе доступно. Вняв этому совету, Проспер Морталис замкнул свое сердце и принялся любить доступных ему женщин. И хотя все они были женщины с дурной репутацией, но толк в любви понимали получше кичливых патрицианок, и, недорого взяв, они охотно пропустили пытливого Морталиса через свой прекрасный и самый древний университет.

Окончание курса по теологии давало право па приобретение должности пастора или учителя в пределах датского королевства. Но так как в Копенгагене и в ближайших окрестностях свободных мест не было и не предвиделось, то Морталис был принужден поискать что-нибудь для себя в провинции. В этом ему взялись помочь покровительствующие профессора. Они составили для своего любимца довольно обширный благоприятный отзыв – commendatio, в котором, в частности, было указано, что предъявителем отзыва, Проспером Морталисом, за время обучения в университете, помимо философии и теологии, получены самые широкие познания, какие только способен обрести юный ум, не выезжая за пределы Копенгагена. Определение сие выглядело несколько двусмысленно, если не многозначительно. И Морталис долго ломал над этим голову, пока наконец не остановился на мысли о том, что кто-нибудь из злопыхателей нафискалил и доложил профессорам про его посещения борделей, и ученые мужи не могли своему любимцу этого не отметить. Но даже если и так, если Морталис разгадал истинное значение хитро завязанных слов, слова эти не портили доброжелательной сути отзыва, они были всего лишь улыбкой между строк – умной улыбкой умных людей. Профессора, поразмыслив, сошлись во мнении, что если юному дарованию необходимо искать поприще, чтобы со всей полнотой выразить себя, чтобы на самостоятельном пути не подвергаться чуждым влияниям и нажимам, то, пожалуй, самым лучшим для этого местом был бы остров Эзель, что расположен на краю Восточного моря… Остров, ранее принадлежавший Ливонии, был продан без ведома магистра датскому королю ловким эзельским епископом Меннинггаузеном – продан за двадцать тысяч рейхсталеров. Брат короля Дании принц Магнус уже лет девять как правил островом и теми дворянами, ливонскими немцами, какие не захотели вместе с плутом Меннинггаузеном покинуть насиженные места. Ходили слухи, что этим немцам Магнус не очень-то доверял и потому с радостью принимал в своих владениях любого датчанина. На то и был расчет ученых покровителей Морталиса – они полагали, что умному человеку там есть где развернуться и достойными делами стяжать себе добрую славу, а уж после того и столица примет радушно… Проспер от всего сердца поблагодарил профессоров, хотя в их расчет, как и в самого принца Магнуса, не верил, ибо еще и другие он слышал о Магнусе слова. Да делать нечего! Собрал Морталис свои скромные пожитки и направился в порт на поиски судна, какое доставило бы его в город Аренсбург или в иной какой-нибудь город на восточном побережье. И в первый же день набрел он на британских купцов, чьи корабли следовали в русскую Нарву…

Все последующее Иван Месяц уже знал. Он сказал Морталису, что в поисках «Сабины» «Юстус», по всей вероятности, не минует Любека. И там Морталис легко найдет себе попутное судно. Если же ему некуда спешить, то он может и обождать на когге; как все сложится дальше – одному Богу известно, россияне же намечают побывать в Нарве и Ивангороде, так как давно мечтают постоять на русской земле, посмотреть на русского человека и послушать русского попа.

Проспер Морталис не скрывал, что обрадовался этому предложению. И как же иначе, если после встречи с «Сабиной» он лишился всего своего незавидного имущества и не имел даже пустого кошелька!…

Ученый датчанин обратился к Месяцу с речью:

– О, любезный magister navis[14]! Вот уже во второй раз вы спасаете бедного Морталиса: вначале вы уберегли его от морских глубин, а теперь оберегаете от глубин нищенского жития. Да воздаст вам Господь по заслугам!… В наш просвещенный век нелегко приходится просвещенному человеку, и если Провидение не одарит его встречей с кораблем справедливости, то люди, презирая знания и боясь знающего, либо ввергнут его в пучину, либо отошлют подальше от руля, куда-нибудь на остров с романтическим названием Asinus[15]. И пра-вит тем островом человекообразный asinus, ибо он гуляка, пьяница и мот, и сие означает, что он недалек умом, и имя ему более подобает ослиное, нежели великолепное человеческое, каким его нарекли, – Магнус[16]. Впрочем вполне возможно, что я ошибаюсь, ибо это имя как нельзя лучше дополняет ослиную сущность владельца его… А что до спешки, которую вы, господин Юхан, упомянули, то мне спешить некуда, потому что, думается, должность, уготованная на том острове ученому Морталису, зовется не иначе как asinarius – погонщик ослов, и как бы ни бежало время, эта должность своего хозяина дождется.