Иван Дроздов - Морской дьявол

У Марголиса было много причин откровенничать с Курицыным: ну, во–первых, он готовился стать его родственником, а во–вторых, и это, пожалуй, главное, Юрочка знал, что в Москве плетется сеть гешефтов, в центре которых скоро окажутся Тимофей Курицын и его друг Петр Петрович Барсов. Барсовский самолет, обладающий способностью вертолета, заинтересовал промышляющего на Востоке таинственного российского олигарха, и тот собирается заказать большую партию этих машин, чтобы затем втридорога перепродавать. В тиши кремлевских кабинетов и в кабинетах многих послов как раз в это время закипали страсти вокруг курицынской приставки. Марголис уж получил сверхсекретное задание выведать состояние ракеты с приставкой и ее поражающие способности. Он еще и поэтому решил ускорить свою женитьбу на Дарье и таким образом выше поднять свои шансы на участие в гешефтах, суливших крупные барыши.

Еще совсем недавно Марголис признавал одного только главного акционера Балалайкина и его бухгалтера Наину Соломоновну, но теперь он никаких финансовых бумаг с Северного завода без подписи директора не принимал. Он первым сообщал Барсову и Курицыну о заказах, которые намечались для них в Москве, и эти заказы через три–четыре дня приходили. Курицыну звонил домой, давал понять, что готов помогать Северному заводу, и тут же называл ключевые фигуры в Кремле и в министерствах, в том числе и в военном ведомстве, от которых многое зависело и которые с ним, Марголисом, состояли в тесных отношениях.

Обстоятельства благоприятно складывались для Северного завода, и Барсов восстанавливал все основные производства, особенно расширял и усиливал Конструкторское бюро и находящуюся за городом опытно–экспериментальную базу. Курицыну он как–то сказал:

— Ваши ракеты хотя и проходили проверки, но кажется мне, что от нас потребуется новая серия испытаний. Если же за рубеж пойдет ваш подводный вариант, нам надо будет показать в деле и его.

И, пытливо заглядывая в глаза Курицыну, спросил:

— А если Кремль решит продавать ваш вариант?..

— Славянам и арабам — пожалуйста, учебную ракету испытаем, а если за океан — не получат они электронные платы, я их в большом секрете храню, один только я и знаю устройство этой «Гоги — Магоги». Против своей страны работать не стану. Такой ракетой все наши портовые города: Петербург, Мурманск, Владивосток, Архангельск — можно слизнуть как корова языком. Фигу им под нос могу сунуть, а «Гогушку» не дождутся.

Барсов согласно кивал головой, улыбался, — он знал: друг его слов на ветер не бросает. Подводный вариант «Гоги и Магоги» — его детище, и он сумеет так распорядиться ею, чтобы ни против нас, ни против друзей наших она не сработала.

— Так или иначе, но несколько подводных вариантов в учебном исполнении придется готовить. И место для испытаний подсмотреть надо заранее. Думаю, искать будем на Аральском море. Там есть пустынные острова и вокруг безлюдные территории.

— Арал теперь узбекам да казахам принадлежит.

— Договоримся. Ныне за взятки все дела делаются.

Барсов с этим предложением Тимофея соглашаться не спешил. Он знал, что заряд в учебном варианте будет обыкно- венным, не ядерным, и сила его в тысячу раз меньшая, чем у ракеты боевой, но и такой заряд громыхнет так, что сейсмографы и на другом конце планеты будут зашкаливать. Но делать нечего: покупатель на слово не поверит, ему результаты испытаний подавай. Да и свое оборонное ведомство потребует гарантий. Как ни крути, а учебные варианты ракет и место для их испытаний надо готовить.

И директор сказал:

— Ты видишь, генералы к нам зачастили; они ничего конкретного не говорят, но чует сердце: скоро много заказов на твою «Гогу» посыпется. И это при том, что Кремль пока не знает подлинной силы подводного варианта, а как прознает, министр обороны доложит президенту, а тот уж и будет решать судьбу нашего завода.

Барсов ничего не говорил другу о своих работах по совершенствованию самолета–вертолета, но созданная им мощная конструкторская группа уже приблизилась к решению проблемы посадки и взлета на воде, и даже в случае нужды превращения самолета в судно на подводных крыльях. В открытом океане такая машина сможет развивать скорость до трехсот миль в час и преодолевать большие расстояния. В Америке создан беспилотный самолет–разведчик, способный летать на десять–двенадцать тысяч километров и возвращаться на свою базу, — белый, без единого окошка, «слепой», как крот, но такого универсального пассажирского лайнера, каким будет самолет Барсова, у них нет, и Россия снова утрет им нос и побьет на мировых рынках, как она совсем недавно била их в космических делах.

Жизнь, как стальная пружина, сжимаясь под натиском все новых и новых событий, создавала напряжение и все время грозила то там, то здесь сорваться с тормозов и одних больно ударить, а других неожиданно щедро, по–королевски одарить. Курицыну из банка позвонили: на ваш личный счет от правительства поступила премия: десять миллионов рублей. А Дарью на пути из цеха домой встретила знакомая женщина и сообщила печальную весть: ее мама умерла от передозировки какого–то наркотика. Дарья не сразу охватила сознанием весь смысл печального известия, а когда все–таки поняла и оценила свое новое положение, она свернула с Литейного проспекта в переулок, где останавливался автобус, идущий до ее дома на канале Грибоедова.

У нее были ключи от родительской квартиры в старинном четырехэтажном доме. Подходя к двери, она услышала знакомый шум, смех и крики людей, — так обыкновенно вели себя бомжи, находившие приют у вечно пьяной и сердобольной мамы. Теперь они, очевидно, оплакивали ее преждевременную погибель: ей не было и сорока лет.

Дарья незаметно вошла в квартиру. И когда появилась на пороге комнаты, шум внезапно стих и на нее уставились пьяные рожи. Потом из–за стола поднялся высокий дядя с шапкой торчащих во все стороны грязных волос и, качаясь, двинулся в ее сторону. Он тянул к ней немытые два–три года руки и заплетающимся языком буровил:

— Братцы! Какой бутончик!..

Дарья отступила назад, но бомж как клещами вцепился ей в плечо, тащил к столу, а ему на помощь поднялись еще два мало похожих на людей мужика; один схватил за край юбки и сорвал ее. И ткнулся вонючей головой в шею, как пес лизнул шершавым языком… Дарья ударила его локтем в грудь, другого укусила за руку и рванулась за дверь. Бежала по лестницам, вылетела во двор и лишь теперь увидела, что юбки на ней нет, а трусики порваны и по ноге струится кровь. Кто–то содрал ей кожу, — видимо, ногтями. Она вспомнила грязные ручищи, и ей стало дурно. Обняла водосточную трубу и так стояла в полубессознательном состоянии. К ней подошла женщина. И Дарья над самым ухом услышала: