Холодные чары. Лед в истории человечества - Макс Леонард

В 1863 году Лайель опубликовал «Геологические доказательства древности человека», где доступно представил новые доказательства и ярко изложил изменение своего мировоззрения. «Книга Лайеля представила аргументы в пользу теории “людей среди мамонтов” образованной публике и придала им печать научной ортодоксии», – написал современный палеоантрополог [13].

Наконец, в 1864 году Эдуард Ларте, археолог на ныне знаменитом скальном укрытии в Ла-Мадлен на юго-западе Франции, обнаружил изображение мамонта, вырезанное на кусочке мамонтовой кости. Более совершенной и самоочевидной улики было трудно бы найти. Дело было закрыто.

* * *

Все вышесказанное, по моему представлению, – это всего лишь краткий обзор. Но представьте, каково это было на тот момент. Вот небольшое мысленное упражнение: 1797 год, вам пять лет, и вы живете в Лондоне. Вы только что узнали об Адаме и Еве, об их существовании вам рассказали мама и папа или священник в церкви – люди, которые абсолютно верят, что эта супружеская пара жила около 4000 лет до нашей эры. Затем о падении, изгнании, Ное и Потопе и всем остальном. Вы играете на грязных берегах реки Темзы и даже не подозреваете, что кирпичный мастер в Суффолке в этот самый момент исследует кремни, которые он нашел в каменистой земле, а также гигантскую челюсть и несколько зубов. Пару лет спустя, когда вам исполняется семь или восемь лет, наступает новый век, и мамонт Адамса выходит изо льда.

Последствия этих двух событий в пределах отведенных вам семи десятков лет будут иметь метафизические и культурные последствия, которые потрясут весь мир. К тому времени, как вы окажетесь на смертном одре, все, о чем вы – обычный человек – думали, что знали о существовании и продолжении жизни на Земле, о том, как сама Земля возникла, и о том, как человечество взаимодействует с природой, все это как ветром сдует. Более того, эти новые теории, возможно, впервые в истории, будут как никогда понятны и доступны вам – если, конечно, вы заинтересованы и научились читать. Даже с учетом темпов изменений в XX и XXI веках я не уверен, что какие-либо события имели бы столь разрушительное (чрезмерно часто используемое слово) или судьбоносное воздействие в течение одной человеческой жизни[183].

Но вот вы лежите на смертном одре в 1860-х годах, метафорически ошеломленные всем этим. Что будет дальше? Ну, возможно, вы все еще обречены на рай (или ад). Новые перспективы, предлагаемые геологией и эволюционной биологией, не исключали веры в Бога – по крайней мере, не сразу. Многие люди, конечно, никогда не верили, что Библия является буквальной истиной, черпая моральные наставления из более свободного, аллегорического толкования ее историй. Миллиарды людей до сих пор опираются на Библию и священные книги других религий таким образом. В XIX веке существовало целое направление мысли – естественная теология, которое приводило аргументы в пользу существования Бога, основанные на разуме и наблюдениях за природными явлениями. Была возможность верить, что мамонты не в меньшей степени творения Бога, чем любые другие существа (даже если они не попали в ковчег); и не менее возможно было воспринимать ледники как часть Божьего замысла.

Когда, например, Луи Агассис впервые поехал в Америку в 1846 году, чтобы выступить с лекцией, он видел континент как огромный холст для своих теорий. Но, как он ясно выразился в статье для Atlantic Monthly, Бог был основным творцом:

«Естественно, возникает вопрос: какая польза была от этого огромного двигателя, запущенного в действие много веков назад, чтобы как бы измельчать, бороздить и вымешивать поверхность земли? Ответ мы находим в плодородной почве, которая покрывает умеренные регионы земного шара. Ледник был великим плугом Бога; и когда лед исчез с лица земли, он оставил ее подготовленной для руки земледельца… Я думаю, мы можем верить, что Бог не покрывал мир, который Он создал, снегом и льдом без цели, и что это, как и многие другие действия Его Провидения, казавшиеся разрушительными и хаотичными в своих первых последствиях, тем не менее является делом благодеяния и порядка» [14].

В этом он предвосхитил другого великого натуралиста, Джона Мьюра (род.1838), американца шотландского происхождения, известного как «отец национальных парков Америки», одного из основателей современного экологического движения. В своих странствиях Мьюр, убежденный, но нетрадиционный христианин, развил духовную, трансцендентную привязанность к ландшафту и природе.

Наблюдения Мьюра, особенно за любимой долиной Йосемите в Калифорнии и на Аляске, сыграли ключевую роль в популяризации теории о ледниках в США. В письме он называл ледниковые формы ландшафта «ледниковыми призраками» [15] и видел в ледниках, прежде всего, часть Божьего замысла, божественный инструмент для придания земле ее предопределенной формы. И он выражал это в возвышенной прозе, как, например, в следующем отрывке, описывающем побережье Глейшер-Бей на Аляске:

«Хотя слой истерзанной бурями земли, на которой рос сад, имел толщину около полумили, всего несколько столетий назад надо всем этим буйством красоты тек громадный ледник, как река по камням. Однако из холодной и мрачной утробы истирающего в пыль все на своем пути ледяного исполина на свет появилась теплая, бьющая ключом жизнь, напоминая нам, что сила, которую мы из страха и невежества считаем разрушительной, на самом деле является самой что ни на есть созидательной[184]» [16].

Погружение в интеллектуальную историю XIX века – это погружение в огромную жажду знаний по вопросам глубочайшего значения и охвата, но также и в великое смятение. Читая доводы и контрдоводы, можно ощутить, как сумятица буквально поднимается со страницы, а возбуждение и замешательство становятся осязаемыми. Жить в это время перемен, наблюдая, как ориентиры смещаются, разрушаются, дискредитируются, восстанавливаются, – жить в вихре мнений, в котором наука для некоторых была просто верой, а ясного арбитра истины не существовало – должно было быть головокружительно. И захватывающе.

Гравюра с изображением Йосемите. XIX в.

С легкостью можно увидеть, кто был прав, а кто ошибался, если оглядываться назад. Сейчас, когда мы знаем то, что знаем, все кажется очевидным. Ошибок и промахов было множество, и многие из этих мыслителей ошибались так же часто, как и были правы. Чарльз Лайель очень быстро поддержал, а затем отошел от теории льдов Агассиса, и, несмотря на то что был большим другом Дарвина, ему было трудно примирить свои религиозные убеждения с идеей естественного отбора. Луи