Макс Кратер - Последний еврей Багдада

— Да какая разница! Ему хоть на каком кричи! Пока очередь поверх головы не дал, этот сукин сын на землю не бухнулся. Руки ноги растопырил, лежит, еле дышит. Обыскали. В кармане — шнур телефонный — метров двадцать. Ведь ясно, что не связь он идет налаживать. Рядом в канаве фугас из танкового снаряда переделанный и взрыватель с контактами — только напряжение подать осталось. И ведь ничего не докажешь!

Слушать жалобы на нелегкую жизнь военного следователя было скучно. Дэвид бросил взгляд в окно на пролетающие мимо пейзажи и погрузился в собственные размышления.

Как скоро закончится эта война? Организованное сопротивление солдат Саддама Хуссейна сломлено. Багдад взят. Но гарантирует ли блестяще проведенная с военной точки зрения операция умиротворение страны? Барзани отчасти был прав, когда говорил, что британцы проводили границы, мало заботясь о последствиях. Даже сейчас уже очевидно, что Ирак может расколоться по меньшей мере на три части — суннитскую, шиитскую и курдскую. Три крупнейшие общины уже неоднократно враждовали в прошлом. А ведь есть еще и внешние игроки. Взять, хотя бы тот же шиитский Иран, который наверняка захочет здесь утвердиться. Смогут ли богатые суннитские монархии Персидского залива остаться при этом в стороне? А ведь есть еще и Турция, которая сделает все для того, чтобы многочисленная иракская курдская община не смогла создать собственное государство у ее границ. Огромный клубок противоречий в стране, где кроме всего прочего до сих пор сильны племенные традиции, где клановость — едва ли не ключевая основа общественного устройства.

— Вздернуть бы его на этом самом телефонном шнуре, как на дыбе, сразу бы все выложил, — ворвался в размышления Дэвида трескучий голос майора, — так нет же! Я даже задержать его не могу — не за что. А начальство одну за другой инструкции шлет, дескать, надо вежливо с ними обращаться, а не то туземцы о нас что плохое подумают.

— И чем все закончилось? — задала вопрос Элиз.

— Да ничем! Сфотографировали, сняли отпечатки, дали пару затрещин и отпустили, — хищно ощерился Забровски, — только уверен, это не последняя моя встреча с ним.

— Может, эти ваши так называемые затрещины и станут той каплей, которая окончательно заставит парня сделать выбор в пользу террора, — вмешался в разговор репортер.

— Да он уже террорист! Или пособник террористов. Я в этом уверен. А по этому вашему взрыву у музея и грабежу я так скажу: будет приказ, мы начнем землю рыть. А сейчас людей на это у меня нет. Город все равно перекрыт. Ни одна крыса не проскочит.

Элиз, понял Дэвид, уже успела расспросить своего нового знакомого о происшедшем у музея, и он, судя по всему, ничего нового не сообщил.

Бронетранспортер вылетел на площадь со всех сторон окруженную двух и трехэтажными домами. Солдаты высыпали из машин наружу и взяли на прицел окна и крыши зданий. Забровски бодро спрыгнул на асфальт. Каска осталась в отсеке.

— Мерзкое местечко, — произнес он, втянув ноздрями воздух, — уверены, что останетесь здесь? Это может быть небезопасно.

— С нами все будет хорошо, — широко улыбнулась майору Элиз.

Конвой, разворачиваясь, сделал круг по площади и скрылся из виду.

До неприметного снаружи убежища ученого отшельника они добрались менее чем за десять минут. Серые пятна окон вокруг были безжизненны. По пустынному переулку ветер гонял мятые газеты и какой-то еще мусор. Кое-где тускло светили фонари.

В обычную с виду дверь пришлось позвонить дважды. Лишь затем щелкнул замок. Внутри оказалась узкая лестница, ведущая на второй этаж. Наверху загромыхали железные засовы. Дэвид и Элиз задрали головы.

На пороге стоял худощавый, морщинистый старик, державший в руке керосиновую лампу, свет от которой играл на стеклах его круглых, в стальной оправе очков. Сутулый, передвигаясь, он опирался на трость с набалдашником в виде львиной головы. Фигурка была виртуозно вырезана из какого-то черного камня. На плечи, прикрытые кашемировым халатом поверх белоснежной сорочки, спадали редкие седые волосы.

— Вот это типаж, — шепнула Элиз репортеру, — такой человек должен знать о табличке не многое, такой должен знать все.

Глава XXIV. Дорон Дарвиш

Ей подавай лишь лучших и благих,

Безбожные у Смерти — без вниманья

И жизнь не отнимается у них,

Поскольку продлеваются страданья.

Так учредил Великий Судия.

Иначе Смерть была б не наказанье,

а прекращенье тягот житья.

Книжные стеллажи были повсюду. Полки с томами самых разных размеров и корешками разной степени потертости уходили вдаль и тонули в темноте прихожей.

— Редчайшая красота. Откуда вы родом, дитя мое: Украина, Венгрия? — обратился хозяин к Элиз.

— Россия.

— Прошу извинить меня, что принимаю вас в полутьме. Электричество вновь отключили.

Старик говорил на английском без акцента. Изящным жестом он пригласил гостей внутрь. Первая дверь налево вела в кабинет, также больше похожий на библиотечный подвал. Стол и три стула с высокими спинками. Небольшое окно за столом было плотно затянуто темной тканью. На подоконнике стояла этажерка в виде перекрещивающихся друг с другом дощечек. Они образовали несколько рядов отделений, похожих на многократно повторяющуюся букву "Х". В них лежали свитки папируса.

Помимо тысяч мертвых книг, вобравших в себя, казалось, все знания мира, в кабинете было и одно живое существо. Справа от стола стоял внушительных размеров аквариум, наполовину заполненный водой. Часть искусно сделанной насыпи поднималась над подводным миром и образовывала островок. На самом краю двух стихий лежала черепаха. Земноводное существо размером с половину футбольного мяча вытянуло голову вверх и оценивающе смотрело на визитеров.

— Моя верная спутница средиземноморской породы. Я ей жизнью обязан, — прозвучал из коридора голос хозяина.

— Неужели? — с неподдельным интересом переспросила Элиз, — так расскажите.

— В один из дней в июне 41-го она сбежала из дома. Представьте, переползла через невысокий порожек и скрылась. Я бросился искать ее. Это был день Фархуда[61].

Элиз вопросительно посмотрела на Дэвида.

— Последний еврейский погром в Багдаде, — пояснил репортер, — тогда погибли сотни человек.

— И вся моя семья, — произнес Дорон Дарвиш, входя вслед за журналистами, — наш дом стоял на берегу, и она часто порывалась сбежать в родную стихию. Тогда ей это почти удалось. Я — тринадцатилетний мальчик был так занят поисками в камышах, что не слышал и не замечал ничего вокруг. А когда нашел ее, в дом уже ворвались погромщики. Один из них взял мою трехлетнюю сестру за ноги и с размаху ударил головой о стену. Больше суток мы с черепахой просидели в воде. Я прижимал ее к груди. Мать и других сестер они убили здесь, а отца забрали с собой. Через неделю его тело выбросили на улицу недалеко от правительственной резиденции. Убийцы даже не стали прятать его, так как были уверены в собственной безнаказанности.