Черная книга - Александр Григорьевич Домовец

лучших, конечно, был Морохин. Следователь от бога, человек умный и профессиональный, твёрдый и энергичный. Иногда даже чересчур. А это порой создаёт проблемы… В общем, надо подумать, взвесить и решить, стоит ли двигать его наверх, выгодно ли это мне. Хорошенько подумать.

В отличном настроении поработал я до обеда, просматривая и подписывая служебные бумаги. Потом откушал на славу и, вернувшись в кабинет, велел секретарю никого не пускать и ни с кем не соединять. Каюсь, грезился мне покойный мягкий диван в комнате отдыха, на котором так хорошо подремать после обеда.

Однако не успел я снять мундир, как с виноватым видом в кабинет заглянул секретарь и сообщил, что срочно просят принять Морохин с Ульяновым. Говорят, что вопрос важный и отлагательства не терпит. Покоя от них нет…

— Зови, — сказал недовольно, вновь застёгивая мундир и усаживаясь в кресло.

Оба зашли в кабинет с каменными лицами. Я показал на стулья.

— Располагайтесь… Что там за спешка такая, Дмитрий Петрович? Пожар, что ли?

И благодушно ухмыльнулся собственной шутке.

— В известной степени да, — согласился Морохин.

Положил перед собой на стол какие-то бумаги. Поднял на меня глаза. Я опешил — столько в них было смятения.

— Как же так, Аркадий Семёнович… — сказал вдруг, судорожно сглотнув. — Как же вы могли?..

Глава девятая

Кирилл Ульянов

Вопрос Морохина привёл начальника в мрачное недоумение.

— Что «как же так»? Что я смог? — спросил, сдвигая брови. — Я вас не понял, Дмитрий Петрович.

— Сейчас поймёте…

Я с тревогой смотрел на Морохина.

Прочитав донесения моих филёров, сотоварищ сцепил зубы до желваков и минут на пять ушёл в себя, видимо, обдумывая сведения. Взгляд у него сделался потерянный, пожалуй что и несчастный. Затем он медленно достал из ящика стола густо исписанный лист бумаги, добавил несколько строк, и мы пошли к начальнику. При этом я понимал, что Морохин отдал бы сейчас всё, чтобы избежать предстоящего разговора. Только избежать его было нельзя.

— Я жду, Дмитрий Петрович, — сказал Говоров неприязненно.

Бледный как смерть Морохин наклонился вперёд. Вцепился в столешницу побелевшими пальцами. Глядя начальнику в глаза, срывающимся голосом произнёс:

— Вы предатель, господин Говоров.

— Предатель? Я?

— Вы! Предатель и негодяй!

— Что за идиотская шутка⁈ — взревел начальник. — Кого же я предал, позвольте узнать?

Удивление Говорова звучало столь искренне и гневно, что на миг я усомнился — а всё ли правильно рассчитал сотоварищ, верны ли его выводы из целой череды фактов.

— Вы предали служебные и государственные интересы, — отчеканил Морохин чуть ли не по складам. — Я обвиняю вас в пособничестве преступной партии социалистов-революционеров.

До Говорова наконец дошло, что Морохин не шутит. Реакция была предсказуемой. Тяжело задышав и побагровев лицом, он приподнялся в кресле. Злобно уставился на следователя.

— Да как вы смеете? Белены объелись? Или с утра пораньше головой о твёрдое стукнулись? — загремел он. Повернулся ко мне. — Что это с ним, Кирилл Сергеевич, а? Чудовищные вещи говорит, уму не постижимые! Какая-то партия, какое-то пособничество…

— Изучив факты, контрразведка к обвинению следователя Морохина присоединяется, — сообщил я бесстрастно.

Смотреть на Говорова было страшно — вот-вот хватит кондрашка.

— Какие факты? Оба спятили, что ли? — Он грохнул по столу кулаком. — Да я вас обоих за оскорбительную клевету в порошок сотру! И не надейтесь, господин Ульянов, что мундир контрразведчика вас убережёт!

Морохин вдруг засмеялся. Злой был смех, нехороший.

— А вам не приходит в голову, что если я обвиняю вас в предательстве, то есть у меня на то веские основания? — осведомился, прищурившись.

— Плевать мне на ваши основания! — крикнул Говоров. — Оба вон из кабинета! Вам, господин Ульянов, у нас больше делать нечего, да вас больше и не пустят — я распоряжусь. И соответствующее представление вашему руководству нынче подготовлю. Ну, а с вами, господин Морохин, разговор будет отдельный. — Смерил сотоварища бешеным взглядом. — А для начала вы немедленно в письменном виде объясните своё возмутительное поведение. Чтобы через час явились с документом.

Морохин взял в руки один из лежащих перед ним листов.

— А он, собственно, уже готов, — сообщил холодно. — Могу огласить.

Не дожидаясь реакции (Говоров успел лишь открыть рот), сотоварищ приступил к объяснениям.

— Первое, что меня насторожило, — обстоятельства убийства Бутылкина. У эсеров пособник в тюрьме действительно был, иначе кто передал бы врачу записку, после которой тот отрёкся от своих показаний? Надзиратель Сидоркин или надзиратель Воробьёв — сейчас не важно. Но!

Сделав маленькую паузу, Морохин достал папиросы и закурил без разрешения Говорова. Тот, видимо, уже несколько успокоился, во всяком случае слушал с бесстрастным лицом.

— Мог ли простой надзиратель заблаговременно знать, когда и куда Бутылкина повезут на допрос? — продолжал Морохин. — Тюремщика предварительно ни о чём не уведомляют, да и с какой стати? Его дело телячье — открыть камеру и вывести заключённого. Стало быть, надзиратель (хоть Сидоркин, хоть Воробьёв) ни о чём предупредить убийцу не мог. О месте и времени допроса он просто не знал. — Сделал жест в сторону Говорова. — Зато знали вы. Сообщников предупредили, к приезду Бутылкина хромой подготовился. И в установленный час врача с конвоирами взорвал прямо у нашего здания.

Говоров гулко откашлялся.

— Всё же хреновый из вас следователь, господин Морохин, — сказал с отвращением. — Переоценил я ваши способности… А в голову не пришло, что кроме меня о месте и времени знал начальник тюрьмы Пивоваров? Я сам ему звонил, договаривался, когда и куда отправить Бутылкина.

— Отчего же, подумал, — ответил Морохин невозмутимо. — Именно поэтому считаю, что в данном эпизоде подозреваемых двое: вы и Пивоваров… Запомним это. Идём дальше. Кто мог предупредить хромого, что он раскрыт и назавтра по его душу готовится засада? Опять же вы. В этом случае больше некому. Потому и настояли, чтобы засаду перенесли на завтра, хотя я предлагал брать убийцу по горячим следам. Но вам требовалось время, чтобы предупредить эсеров. Те немедленно прислали к убийце связного, и оба исчезли в неизвестном направлении… Что скажете?

— Вы продолжайте, продолжайте, — произнёс Говоров. Откинувшись в кресле, сидел с полузакрытыми глазами. Лицо его цвело багрянцем, но во всём прочем держался спокойно. Я отметил про себя, что выдержка у него завидная — быстро взял себя в