Почему мы вернулись на Родину? Русские возвращенцы - Сергей Александрович Алдонин

Михайлович принял живейшее участие в моих заботах. Совсем молодой тогда скульптор Орлов успешно развивал в своем творчестве народно-сказочное начало, и ему необходимо было получше знать мои деревяшки. Он часто появлялся у нас в номере гостиницы «Москва» – застенчивый, красивый молодой человек, с богатой фантазией художника и душевностью русского добра молодца. Произведения Орлова – композиции на темы русских сказок из фарфора и фаянса – привлекательны своей декоративностью. красочной полифонией. Его скульптурами хочется любоваться: их отличает глубина понимания народной красоты. С великим воодушевлением работал я над фигурой гиганта – Самсона, в котором виделся мне образ родного народа.

«Освобожденный человек» был исполнен в гипсе и тонирован под бронзу. Краска дала тон светлый, мажорный. Первые же посетители, увидевшие скульптуру у меня в мастерской, дали ей свое название— «Золотой человек». На очередной Всесоюзной художественной выставке, которая состоялась в Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, собравшийся на вернисаж народ аплодисментами приветствовал гиганта, простершего к небу могучие руки. Это окрылило меня. Я всегда доверял народному мнению больше, чем рассуждениям иных профессионалов, которые, кстати сказать, на этот раз отнеслись к моей большой работе скептически. Воодушевление людей при виде «Освобожденного человека» давало мне новые силы…

Еще когда жил в гостинице «Москва», я, повинуясь душевному порыву, принялся лепить, а затем и вырубать в дереве «Горького-буревестника». Великий пролетарский писатель остался в моей памяти высоким сутуловатым парнем, каким встретил я его в петербургской квартире издателя Колпинского. В стремительном порывистом авторе «Песни о буревестнике» открылось мне виденье гордой птицы, реющей «над седой равниной моря», – две руки, как два крыла, взгляд, пронизывающий даль. Я стремился передать средствами пластики это свое представление.

Среди встречавших меня в декабре сорок пятого года друзей были и Пешковы. Само собой разумеется, что моему интересу к образу Алексея Максимовича они несказанно обрадовались. Между нами установились дружеские отношения, поддерживаемые до сего дня. Мы ездим друг к другу, встречаемся в дни семейных торжеств. Собираемся вместе, когда из Америки приезжают погостить дети Шаляпина, Лидия и Борис. На протяжении целого десятилетия Пешковы позировали мне. Началось все с того, что я, вспомнив обещание, данное в Сорренто Горькому, принялся за портрет внучки писателя Марфиньки. Солнечная юность девятнадцатилетней, пора весеннего цветения, девичья хрупкая красота, восторженность и непосредственность взгляда на жизнь – вот какова была завещанная мне Горьким подросшая «модель». Мне предстояло сказать свое слово о юности, имея за плечами три четверти века. И что же: я, как мог, сказал, что восхищен красотой, счастливой судьбой юности Страны Советов. В 1950‑м за скульптуры «Марфинька» и «Ниночка» меня удостоили Государственной премии. «Ниночка» – это крохотная, курносая дочка Марфиньки. Несколько вариантов портрета «Марфиньки» сделано мною в пятидесятых годах. Само собой возникло желание создать портрет ее матери Надежды Алексеевны Пешковой. Нелегко ей досталось счастье лелеять детей и внуков. Какие тяжелые потери пришлось ей перенести! Она не сломилась, дух ее светел. Так появился на свет пешковский цикл. Его тотчас окрестили «Три возраста». Я к этому без тени иронии добавлю афоризм Пушкина: «Любви все возрасты покорны». Жизнь – это любовь. Любовь к жизни рождает красоту, побеждает в борьбе…

Я всегда мечтал создать грандиозные фигуры, которые стоят не под крышей, а под открытым небом и всем видны издалека. Эту свою мечту я осуществил в Петрозаводске, работая над скульптурным оформлением здания республиканского музыкального театра. Не раз в эти дни я воскрешал в своей памяти безупречный афинский Парфенон, как образец синтеза архитектуры и скульптуры. Это не так легко – «вписаться» в здание, найти свое место в архитектурном строю. Декоративная скульптура только тогда оправдана, когда она гармонирует со зданием, с городом: не просто «украшает» или, скажем, удорожает строительство, а является произведением искусства, утверждает пафос и героику советской жизни. Я снова много ездил по республике, знакомился с людьми разных профессий, изучал карельское искусство. Ведь когда лепишь портрет одного человека, необходимо знать всю его биографию. Я же, приступив к работе над скульптурным оформлением театрального здания, хотел создать широкое полотно народной жизни. Я подружился со многими людьми Карельской республики. Среди них были партийные работники, рабочие Онежского завода, колхозники, строители, художники и рыбаки. Так созрел замысел показать на фронтоне и фризах здания великое братство советских народов, веселье трудовых людей, которых объединяют труд, песня и музыка.

Во время поездок по республике я часто думал о том, как тесно связана Карелия с русской культурой, как много общего у карельских и русских лесорубов. И в вышивках, и в узорах, и в обычаях, и в традициях так много того, что не назовешь иначе как чисто русским.

Как плодотворно такое взаимопонимание! Разнообразие национальных форм поднимает и обогащает культуру страны. Я задумал создать скульптурный гимн радости и торжества простых советских людей. Я понимал, что трудно будет мне одному выполнить задуманное, и привлек к себе в помощь молодых скульпторов Василия Беднякова, Маргариту Воскресенскую, Бориса Дюжева, Олега Кирюхина, Ивана Кулешова, Ираиду Маркелову и Александра Ястребова. Я показал им рисунки и эскизы, ввел в свою творческую лабораторию, рассчитывая на то, что они внесут в эту работу не только знание ремесла, но и вдохновение. Любой замысел в процессе выполнения обогащается. Только так можно добиться выразительности и жизненной правды. На фронтоне Петрозаводского театра я разместил десять фигур молодых женщин, выражающих своим порывом победу советского народа над темными силами фашизма. В центре группы – фигуры русской и карельской женщин. Они стоят рядом, высоко подняв пятиконечную рубиновую звезду. Рядом с ними – детские фигуры с пальмовыми и лавровыми ветвями в руках. Все они идут вперед с вознесенными над собой руками, овеваемые ветром, не замедляя своего ритмического шага. Я стремился выразить всю красоту и самобытность наших женщин. Приданные им национальные черты еще больше должны подчеркнуть их привлекательность и общечеловеческую красоту. Через внешний облик хотелось раскрыть внутреннюю красоту и чарующее обаяние человека-созидателя.

Мне казалось, что эти мои статуи – родные сестры «Нике». «Нике» наших дней. Они должны будут парить над городом, где в годы Великой Отечественной войны шла битва. Всем своим порывом они должны выражать праздничное чувство победы. Фриз высотой в 2 м и 18 см начинается на фронтоне театра. Он опоясывает все здание. С одной стороны я изобразил «Гармониста», сидящего на пне. Он играет на баяне и поет. Ему подпевают две девочки, увлеченные песней; с другой стороны на пне сидит «Рунопевец». Руки на струнах, а глаза устремлены вдаль. На фризах театра я показал пляшущих и ликующих парней и девушек Карелии. Они взялись за руки и парами идут навстречу друг другу. Фриз прерывается