Александр Быков - Стылый ветер

— Да, да. — Отто закивал головой и потянул руку с кружкой к бочонку. Седые волосы прилипли к его вспотевшему лбу, а взгляд был уже водянисто-счастливый. Гретта посмотрела на него неодобрительно и ушла за перегородку. Ее сыновья тоже отправились спать, хлебнув лишь по кружке.

— Вот, — Хорват ласково хлопнул хозяина по спине, — не видел, говорит, никого. А этот злодей, Дроуб Фельцах, он же Карл Готторн, он же Жозеф Вальден, он же... совращает невинные души. Проповедует на площадях. Многих уже склонил в кальвинскую ересь. Говорит, конец света, мол, скоро. Пророчествует. Творит колдовство и порчу. Один глаз его зелен, другой — карий. Лицом благообразен, но когда пророчествует, то словно скрючивает лицо ему злая сила. А ходит всегда опершись на посох... Видали ли вы такого? — Хорват отхлебнул пива, чтобы смочить горло, и продолжал: — А коль увидите, то не вздумайте с ним даже спорить... Весьма учен и коварен. И даже многие образованные люди обмануты им. А еще другие зовут его Старый Ходок. Ходит он по стране, сея смуту. А потом чудеса всякие за ним — одно другого страшней.

— Вот и я слышал, — встрял Густав. — На ярмарке у фон Лицена чудо страшное было. Девка одна... Шла, шла и упала. На спину, на площади прямо. Изо рта пена.

— Эпилепсия?

— Нет. Ты слушай... Стала биться в припадке, лепсия, как ты говоришь, а потом как закричит: «Свят господь Саваоф и все демоны Ада! Скачут три всадника бледных на диких конях, имя им Смерть, Война и Чума. Диавол живой спустился на землю, люди же теперь пожрут друг друга живьем, аки дикие звери...» И еще по-латыни потом как-то так: «Хостис генерис хумани, глориам дей!»

— Не сметь! — взвизгнул, проснувшись, офицер, но тут же снова запрокинул голову и захрапел.

— Вот и я говорю. Страшно-то как, — продолжал Густав. — Умный ты человек, Хорват. Вот и скажи мне, дураку, к чему это? Что с нами дальше-то будет? Ежели теперь такое...

— А дальше? Дальше что было? — Хорвата история явно заинтересовала.

«Вот и все, — подумала Ольга. — Выболтал, пьяный дурак. Теперь только и сознаться осталось, что Старик, который лечил меня, и есть искомый злодей, а Мария, что в истерике билась, вот она — напротив сидит... Запомнил-то все слова, видно, точно. Пока говорил, внутри меня словно отозвалось что-то. А ведь не я... Не было еще меня тогда в этом теле».

— Что замолчал-то? Куда потом девку дели? Может, еще что интересное на той ярмарке видел?

— Эх, Хорват... Ждал от тебя утешенья, совета, а ты... Что, если пророчество это? Мир рушится. Люди страшнее зверей лютых! Где спасенье для нас? А? Не знаешь, Хорват? Может, он знает? Или он? — Густав тыкал нетвердой рукой, держащей опустевшую кружку, то в уронившего хмельную голову на стол хозяина дома, то в храпящего офицера.

«Да он пьян в стельку, — снова мелькнуло в голове у Ольги. — Или так придуряется ловко?.. Хорошо хоть Франко быстро отключился. Да и я, кажется, прямо так, на скамейке дремала, пока не разбудил меня этот их разговор. Вот и дремлю. Дремлю... Господи! Хоть бы он как-нибудь отвертелся».

— Исповедаться тебе надо, бродяга. Тогда полегчает... А сейчас ответь мне честно, как на духу: видел ли все то пан Лицен? Куда потом девку припадочную унесли? Не встречал ли ты описанного мной старика?

— Истинно, как пес, вцепился в глотку... Да не знаю я. Не видел. Ничего больше не видел. Как услыхал про это, так со всех ног и бросился вон. Страшно мне стало.

— Верно говоришь. Пес я. Пес Христов. На таких, как ты, и прочих волков. Говори правду, бродяга. — Рука Хорвата за грудки подхватила Густава, а другую он отвел в сторону, демонстрируя свой большой костлявый кулак... Ох, хрустнут ребра!

— Правду. Истинно правду! Грешен я. Бей, терзай меня, друг! — И Густав, выпучив безумные от хмеля глаза, стал лобызать держащую его руку, словно перед ним был епископ. — Не сам. Не сам, турки заставили! В постный день жрал свинину. Грешен есмь. Прости меня, брат. В аду все будем гореть! — Рыдая и цепляясь за держащую его руку, Густав полез к Хорвату обниматься.

Хорват брезгливо поморщился и отбросил его от себя. Прямо на сапоги храпящему Шульцу. Густав после этого еще какое-то время изливал душу грязным сапогам офицера. А Хорват обвел помещение холодным внимательным взглядом. Он был до безобразия трезв. Зачерпнул пива — кружка шкрябнула по днищу бочонка — и вышел в пристрой.

«Нет. Он от них не отстанет. Все вытрясет и из Густава, и из Франко. Что же делать?.. Ведь именно Старик притащил меня в этот мир. Может быть, он единственный, кто может вернуть меня обратно. А сейчас Хорват уже почти вышел на след Старика. С утра он их дожмет, и тогда окончательно все пропало. На одном костре будем гореть...»

На душе у Ольги было совсем не весело.

Через полчаса, решив все-таки, что утро вечера мудренее, Хорват улегся спать. Перед этим он, правда, разбудил одного из солдат и велел тому стоять на часах.

Еще через час Ольга осмелилась пошевелиться. Никто не обратил на нее внимания. Все спали. Тогда она аккуратно встала и тихонько пошла к двери.

— Стой! — Снизу на нее глядел проснувшийся часовой. — Куда?

— По нужде, — как можно более жалобно прошептала она и просочилась наружу.

Дождь уже прошел, и из-за туч тут и там проступали блеклые осенние звезды. Для зарычавшего волкодава она припасла несколько обглоданных куриных костей, и он не стал лаять... Перекресток. В какой же стороне поместье? Кажется, там.

Он возник перед ней совершенно неожиданно. Просто перегородил дорогу. Мужчина. В руке, наверное, посох.

— Куда это ты, девушка, идешь среди ночи?

— В поместье.

— Зачем? — Что-то в его голосе было такое, что не ответить ему было просто невозможно.

— Мне нужно найти одного человека. Ему угрожает опасность...

— Считай, что ты его уже нашла. Пойдем.

Он взял ее за плечи и развернул. Да так и повел под ручку. Назад, к хутору Отто Шварца. Это был Старик, тот самый, из страшного сна.

— Тело без души более не будет жертвой. День смерти заложен с рождения, божественный дух осчастливит душу, узрев Глагол в его бесконечности... — От торжественного шепота Старика у Ольги по спине побежали мурашки. — Это Мишель Нострадамус. Картен 13 из первой центурии. Я чувствую, что Пророчество начинает сбываться. Не просто так мы встретились с тобой лицом к лицу на этой дороге.

— Но нам нельзя назад! Там вас ждут...

— Мы пройдем мимо. Ничего не бойся, Мария. Ничего. Пока я с тобой.

«Он сумасшедший, — подумалось Ольге. — Сумасшедший, считающий себя великим колдуном... или нет? Ведь как-то же он меня сюда вытащил?»

Они подошли к перекрестку. Сердце от страха ушло в пятки. Но волкодав даже не зарычал. В доме было тихо — похоже, ее еще не хватились. Когда хутор Шварца скрылся в темноте, Старик произнес: