Александр Быков - Стылый ветер

И снова голос хозяина хутора:

— А, это ты, Хорват. Поздорову ли?

— Вот, не сдох пока... Не слушай ты Шульца, старик. Господин офицер просто стесняется попроситься на ночлег, вот и лютует. А на самом деле мы промокли, устали, как черти, гоняясь по всей Крайне за врагами Господа, а теперь хотим согреться и выпить.

— Так что ж вы... Заходите, конечно. И коней сюда, в пристрой, зачем коням мокнуть?.. А я уж думал — не лихие ли люди. Вот, пику схватил.

Младший Шварц спрятал самострел, а его брат поставил топор у ножки стола, под рукой. Гретта снова запалила лучинки и принялась раздувать огонь в очаге.

В дом вошли четверо. Шульц — в широкополой кожаной шляпе и кожаном камзоле. Ножны его шпаги тенькнули о каменный очаг. Шевельнув квадратным подбородком, офицер недоверчиво вперил свои рыбьи глаза в Густава, Франко и Ольгу. Неторопливо засунул большие пальцы за шелковый кушак, из-за которого выглядывали рукоятки двух пистолетов.

Следом ввалились еще трое. В синих кафтанах с разворотами, в меховых шапках с высокой тульей, красным околышем и зеленой инквизиторской кокардой. Полиция Христа. Пики поставили у двери. Плащи и шапки повесили сушиться у очага, сабель, однако, отстегивать не стали. Одетый богаче других, гладко выбритый, с сединой в волосах воин, похлопав офицера по плечу, сказал ему по-немецки:

— Успокойся, Шульц. Раз уж старик Отто приютил у себя этих троих, значит, на то есть причины... Сядь-ка лучше к очагу, погрейся... Скажи, Отто, есть ли у тебя для сугреву что-нибудь кроме огня в очаге?

Старик Шварц открыл было рот, но вперед влезла Гретта:

— Бочонок пива в Висе, я слыхала, стоит два талера.

— А хорошее ли пиво? — спросил, улыбнувшись, воин.

— Это деньги его святейшества, Хорват, — пробурчал офицер, но как-то неубедительно. Он тоже повесил плащ и шляпу над очагом и сел поближе к огню, однако глаз с троих бродяг не спускал.

— Так мы их на нужды его святейшества и потратим. Ведь не гоже, если солдаты Святой Инквизиции, промокнув на службе, схватят простуду.

Уверенная улыбка. Тонкие губы и благородный, с горбинкой нос. Чуть припухшие, наверное от постоянной бессонницы, веки и черные, насколько это можно разглядеть в полутьме, глаза.

«В твой плащ навечно въелся дымСожженных городов,Морская соль, людская кровьИ пыль из-под копыт.А сколько за мечом твоимРазрубленных голов?Тупая боль, а не любовьТвой украшает щит.

Откуда это во мне? Ни разу раньше не слышала подобных стихов. И что они значат? Почему только одного взгляда на него было достаточно?»

Увидев, что Ольга смотрит на него, Хорват хитро подмигнул. Отто уже поставил бочонок у очага и, попробовав обе монеты на зуб, стал сбивать с бочонка крышку.

Отхлебнув из первой кружки, Шульц снова вперился в Густава взглядом и спросил по-немецки:

— Имя? Чем занимаешься?

— Рассказывай: кто ты и как здесь очутился, — перевел на славянский Хорват и, достав из поясной сумки шмат копченого сала, стал не торопясь нарезать его.

— Густав Везер. Торговец. Путешествую, — по-немецки ответил Густав.

Офицер удивленно ухмыльнулся и, еще отхлебнув, продолжил:

— Цель путешествия? Какие везешь товары? Уплачены ли пограничные пошлины? Бумаги, какие есть, предъявляй.

— Ограбили меня турки, когда в Сараеве был. Домой возвращаюсь. Вот все, что осталось. — Густав выудил из-за пазухи клочок истрепанного пергамента и аккуратно расстелил его на столе.

Еще раз удивленно ухмыльнувшись, офицер стал читать, усердно водя по пергаменту пальцем.

— Податель сего, Адольф Самуэль Густав Везер, является моим представителем в деле выкупа или обмена плененных христиан... По... Пре... Подпись неразборчива... Значит, работорговлей промышляешь?

— Что вы, сударь мой! Что вы! Здесь же ясно написано. — И Густав стал водить по пергаменту своим грязным ногтем, напирая на неразборчивое «Пре» в конце. — Вот. Господин Алан Портивельде из Магдебурга дал мне эту бумагу и средства для вызволения... Он этот, как его... Филантроп. Человеколюбец то есть. Добрейшей души человек... Эти двое — из плена турецкого. А потом янычары...

«Ну почему он к нам привязался? Что плохого мы сделали? Святая Инквизиция. Словно чует он что-то... Знать бы, что инквизиторы помогут мне разобраться, вернуться домой, а не поволокут на костер... Этот Хорват вроде не такая скотина, как Шульц. Может, рассказать ему про Старика, про то, что я не отсюда?.. Хоть кто-то же должен мне помочь!» — подумала Ольга.

Солдаты тем временем расселись вокруг бочонка и стали кружками черпать пиво. После третьей кружки взгляд офицера подобрел.

— А ты, Хорват, хорошо, это, с пивом придумал... Ну, Везер, рассказывай, как тебя в Сараеве янычары били. — И Шульц придвинул Густаву кружку с пивом. Тот отказываться не стал.

Один из солдат, поглаживая иссиня-черные усы, свисавшие подковой, подсел к Ольге, предлагая ей пива.

— Нет, — закачала она головой.

— Ладно тебе, красавица. Мы ж не турки. Окажи уважение. — Одна рука его уже обхватила Ольгу за талию, а другой он все подсовывал ей кружку к губам, не обращая внимания ни на ее испуганное «нет», ни на удары локтем.

— Матиш!.. Мы и правда не турки, — окликнул его Хорват. — Пей лучше пиво. Или вон того толстяка угости.

Франко жадно смотрел, как пиво вливается в чужие глотки. Но он не был симпатичной девицей, не говорил по-немецки и, судя по виду, вполне мог уговорить пол-бочонка.

— Разве что у почтенного найдется что-нибудь к пиву, — пригладил усы Матиш. — Твое сало, Хорват, мы почти все съели. А Отто... Ик... За добрую закуску наверняка запросит с нас еще талер.

— Была у нас похлебка, но до вас ее всю того. Вот разве что хлеб остался. Да вот, старуха капусты потушит, — развел Шварц руками. — С мясом у нас плохо.

— Угощайтеся, господа. Только пива плесните. — Франко достал из-за пазухи заветную курицу.

За столом произошло заметное оживление. Снова разлили пива, теперь уже взяв в долю и толстяка. Только Густав посмотрел на него, как на предателя.

«Они, кажется, грызутся из-за каждого куска еды. И как еще не прибили друг друга?» — пронеслось в голове у Ольги.

— Так, стал быть, вы ловите кого-то?

— Верно, толстяк.

— Франко. Так меня все зовут.

— Да, Франко, — кивнул головой Хорват и зачерпнул еще пива из бочонка. Сперва себе, а потом и всем остальным, кроме офицера... Бравый Шульц уже спал на сене в углу, опершись спиной о скамью и неестественно запрокинув голову назад. — Да. Мы ищем одного человека. Отто знает уже, мы ему рассказывали в прошлый объезд.

— Да, да. — Отто закивал головой и потянул руку с кружкой к бочонку. Седые волосы прилипли к его вспотевшему лбу, а взгляд был уже водянисто-счастливый. Гретта посмотрела на него неодобрительно и ушла за перегородку. Ее сыновья тоже отправились спать, хлебнув лишь по кружке.