Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

быть не может. Вследствие этого не следует верить ни одному из следующих приключений[64].

Примерно так писатель II века нашей эры Лукиан Самосатский начинает свое самое известное произведение, саркастически озаглавленное «Правдивая история».

Оно пародирует античные романы о чудесных странствиях, предлагая читателю череду вымышленных миров, наполненных как абсурдом, так и философскими аллюзиями.

Лукиан начинает с рассказа о вполне обыкновенном путешествии, которое идет не по плану: из-за бури рассказчик и его спутники оказываются на загадочном острове, где живут женщины, являющиеся в то же время виноградными лозами – стоило путешественникам вступить с этими существами в любовную связь, они сами срастались с ними и начинали «пускать корни».

Затем вихрь поднимает корабль в воздух, и Лукиан сотоварищи долгое время путешествуют по небесам. Они оказываются на Луне и выясняют, что она ведет войну с Солнцем – описываются армии, оружие, стратегия и условия перемирия. Все это преподносится с квазинаучной последовательностью, имитирующей стиль историка и архивиста. Кроме того, Лукиан посвящает немало строк физиологии, питанию, репродукции лунных жителей – опять же, с детальностью, достойной биолога и этнографа. Чуть ли не все, что путешественники видят на Луне – огромного размера: насекомые, животные, овощи… Нарушенные пропорции искажают читательское восприятие масштаба и вообще нормальности.

После Луны рассказчик оказывается внутри гигантского кита, где также существует своя цивилизация, которая быстро превращается в тюрьму, и Лукиан бежит в «открытый мир». Другая альтернативная модель человеческой реальности – утопия, населенная исключительно мертвецами, такими как Гомер и Пифагор, которые опровергают домыслы своих почитателей (увы, истина доступна только после смерти). Есть и пример антиутопии – Тартар, в котором подвергаются мучениям грешники. Можно сказать, что «Правдивая история» являет собой целую вереницу альтернативных миров, культур и биологических видов – минотавры, живые лампы и даже нематериальная раса, живущая по законам сна.

Наконец, Лукиан включает в повествование и заведомо вымышленные миры из других произведений: небесный город из комедии Аристофана «Птицы» (на русский его название обычно переводят как Тучекукуевск) и остров Цирцеи из «Одиссеи». Эти фрагменты дополняют постоянную игру с иллюзией правдоподобия – с одной стороны, Лукиан описывает все в деталях, с другой – сам постоянно сомневается в увиденном, напоминая читателю о фантастической природе текста. Это позволяет считать «Правдивую историю» одним из ранних примеров мета-текстуальности в литературе – автор постоянно размышляет о самой сущности повествования.

Число облакокентавров я называть не буду, – оно было настолько велико, что мне все равно никто не поверил бы.

«Правдивая история» Лукиана – неприкрытая и прямолинейная сатира на античные тексты, в которых фантастические события и явления выдавались за настоящие. Однако, азартно и едко насмехаясь над своими предшественниками, греко-римский писатель так разошелся, что ненароком заглянул в далекое будущее – и изобрел научную фантастику.

Исследователи сай-фая обращают внимание на то, что некоторые фрагменты текста Лукиана напоминают пародию уже не на античную, а на относительно недавнюю литературу. Лукиан не только первым описал путешествие в космос, но и ввел в повествование очень многое из того, что станет тропами, клише и канонами научной фантастики: подробное описание первого контакта с внеземной цивилизацией, инопланетного социума, утопические и антиутопические нарративы, упрощенные модели земных тенденций и конфликтов, техногенные формы жизни, экзотические пейзажи и экосистемы, гротеск и гигантизм как средства когнитивного отчуждения, псевдонаучность и гиперрациональность.

Так простейшая шуточная концепция, в русло которой оказалась направлена творческая энергия и недюжинная эрудиция Лукиана, воплотилась в развернутое пророчество о бесчисленном множестве произведений – от «Путешествий Гулливера» до «Звездного пути».

Из мрака на свет и обратно

Возможно, самая известная сцена из сериала «Бэтмен» 1966–1968 годов – та, где супергерой в плаще пытается спасти людей от бомбы с дымящимся фитилем. Вместо очевидного решения – потушить фитиль – он бегает туда-сюда, пытаясь найти место, где взрыв никому не повредит, но везде оказываются то мамочка с коляской, то влюбленная пара, то монашки, то милые утята.

Бывают дни, когда ты просто не можешь избавиться от бомбы!

По законам культурного испорченного телефона, фрагмент из сериала вирусился на раннем YouTube в конце 2000-х под тем соусом, что вот так глупо и нелепо выглядел супергеройский экшен в стародавние времена. Но, конечно же, его несуразность была намеренной – сериал был не традиционной экранизацией комиксов, а комедией, откровенной пародией на жанр.

Настоящему-то, изначально бумажному Бэтмену всегда была свойственна подчеркнутая суровость. Но, по всей видимости, именно фарс, издевательство, кривляние дали вторую жизнь этому персонажу, а то и всему супергеройскому жанру.

Надо понимать, что в 1960-е комикс-индустрия входила в крайне уязвимом положении. В предыдущем десятилетии в США прогремела книга «Соблазнение невинных» поп-психиатра Фредерика Вертема, который утверждал, что комиксы развращают подростков, предлагая им чересчур пугающие и соблазнительные образы, расширяющие всякие там окна Овертона. Книга Вертема имела колоссальный успех и вызвала падение продаж комиксов по всей стране. По аналогии со все тем же Кодексом Хейса, индустрия учредила Comics Code Authority (CCA) – орган саморегуляции, следивший за тем, чтобы содержание комикс-журналов было абсолютно безопасным для детей. Естественно, в ущерб их качеству.

Автор «Соблазнения невинных» питал особую нелюбовь к комиксам о Бэтмене и Робине: Вертем находил подозрительным изображение двух мужчин, живущих вместе, и считал, что это вводит мальчиков-подростков в порочный соблазн. Что? Да!

Под этим давлением комиксы о Бэтмене стали легкими, наивными и забавными: прежде герои ловили грозных урбанистических гангстеров, теперь же их приключения имели научно-фантастический уклон. Вместо по-настоящему опасных злодеев фигурировали какие-то безумные ученые, инопланетяне и космические лучи.

Не в восторге от тогдашних комиксов были как читатели, так и создатели сериала – а впрочем, исполнительный продюсер Уильям Дозье плохо относился к жанру в принципе. Ему было уже под 60, то есть он был значительно старше того поколения, которое выросло на комиксах «золотого века» (примерно с 1938 по 1956 год). Получив пачку выпусков комикса, который предстояло экранизировать, Дозье пришел к выводу, что может воспринимать их исключительно как пародию.

Так Дозье и поступил – сериал получился безумным коктейлем экстравагантности, китча и абсурдного юмора. «Бэтмен» снят в насыщенной цветовой гамме: костюмы героев и злодеев – буйство ярких оттенков, которое органично смотрелось на страницах комиксов, но странновато выглядело на телеэкране, как бы подсвечивая нереалистичность жанра. Обтягивающее трико и нечто вроде шапочки для плавания заведомо снижало пафос главного героя. В том же духе выполнены декорации и реквизит – как сказано в одной статье,

Бэтмен и Робин спускаются по бэт-шестам в бэт-пещеру,