Личная война Патрика Финнегана - Крис Райт

и бакалейщик Питерс, которому я пригрозил потерей почтовой лицензии, и бармен Сайлас, повесивший у входа в салун табличку «Финнегану вход воспрещен», и здоровяк Ли Томпсон, которому я не дал расправиться с бродячим воришкой, и кучер Сэм, лишившийся по моей милости брючного ремня, и его приятель Гарри, дробовик которого я закинул в колючие кусты, и гробовщик Хопкинс, которому я был обязан мраморным надгробием с неправильно вырезанной датой, и еще очень, очень много людей — некоторых я даже по имени не знал. И все они смотрели на меня, и все отводили глаза, стоило упереть в них взгляд. Я с затаенным ликованием понял, что они меня боятся — даже такого. Безоружного, раненого, закованного в наручники — они все равно боялись меня. На душе стало очень-очень легко и хорошо, и я широко улыбнулся и коснулся скованными руками полей шляпы в приветственном салюте.

Толпа зашевелилась, люди начали переглядываться, но все еще молча. Потом вперед вышел рыжий Ли Томпсон. На нем была та же самая красная клетчатая рубашка с закатанными рукавами. Он остановился в нескольких шагах перед мордой чубарого и уставился мне в лицо снизу вверх.

— Финнеган, — с какой-то запинкой произнес он. — Как ты себя чувствуешь?

Я расхохотался в голос. Более идиотский вопрос было сложно представить, по крайней мере по эту сторону Атлантики. Англичанин Робинсон наверняка бы его оценил.

— О, великолепно, Томпсон, — сказал я, отсмеявшись. — Великолепно! Надеюсь, что и ты не хуже.

Томпсон почему-то вздрогнул и отпрянул назад, облизывая губу. Довольный произведенным эффектом, я снова обвел толпу взглядом. Сквозь нее, расталкивая людей, быстрым шагом шел, почти бежал, шериф Браун. За ним по образовавшемуся коридору спешил доктор Коллинс. Джерри рявкнул на людей, чтобы дали место, и спрыгнул со своего рыжего квотерхорса. Толпа немного подалась назад, я бросил стремена и, придерживаясь за рожок, перекинул через круп чубарого правую ногу. Вернее, попытался. Рожок сам выскользнул из рук — они были ватные и бессильные, словно у мягкой игрушки, — и я, перекатившись через левое плечо чубарого, мешком полетел на землю. Острая боль в левой лодыжке была последним, что я запомнил.

Глава 9 (ч.2)

Первым моим ощущением по пробуждении было ощущение чужого присутствия совсем рядом. Некоторое время я лежал неподвижно, прислушиваясь к тишине, потом рискнул немного приоткрыть глаза. Увиденное заставило меня распахнуть их очень широко и усомниться в том, что я действительно проснулся.

Я находился в небольшой комнате, уютно обставленной и необычайно опрятной. На окнах висели легкие муслиновые занавески, под одним из них располагалось ореховое бюро с фаянсовым письменным прибором и элегантным бюваром из бордового сафьяна, под другим — два мягких кресла, обращенных друг к другу. На треугольном столике в углу у окна стояла фарфоровая ваза со свежими цветами, на белой каминной полке тикали часы, на стенах, оклеенных полосатыми обоями, висели акварели в нежных пастельных тонах. Сам я лежал в постели, на ослепительно-белых простынях, укрытый одеялом. А в ногах у меня на свернутом стеганом покрывале лежала большая трехцветная кошка. Кроме нас с ней, в комнате не было ни души.

Я ущипнул себя за руку, убедился в том, что не сплю, и принял полусидячее положение, опираясь спиной на подушки. Потревоженная моим движением кошка перестала вылизываться и, подняв голову, недовольно уставилась мне в глаза.

— Если это тюряга, — сказал я вслух, — то за те два месяца, что я провел на свободе, тюремная реформа продвинулась далеко вперед.

Кошка ничего не ответила, а я продолжил разглядывать помещение. Конечно же, на тюремную камеру оно не походило ни капли. И на гостиничный номер — тоже. Это была гостевая спальня в жилом доме — не в моем, потому что у меня не было дома, и не в доме моих друзей, потому что друзей у меня тем более не было. Логически из этого следовало, что дом и комната в нем принадлежали моим врагам, но додумать эту мысль до конца я не успел. Дверь отворилась, и в нее вошел немолодой джентльмен в строгом черном костюме и с чемоданчиком в руках. Это был доктор Коллинс.

— Наконец-то вы пришли в себя, мистер Финнеган, — прокомментировал он. Поставив чемоданчик на бюро у окна и повесив пиджак на стул, он прошел к умывальному столику и начал мыть руки. Я смотрел на него во все глаза. Вытерев руки о полотенце, он вернулся к своему чемоданчику, раскрыл его и извлек на божий свет медицинский шприц и какие-то склянки.

Я сел на кровати и откинул одеяло на кошку.

— Доктор, — сказал я. — Не подходите ко мне с этой штукой.

— Ну-ну, не глупите, мистер Финнеган, — отозвался он, набирая в шприц жидкость из склянки. — Вам требуется продолжать лечение, если вы хотите встать на ноги. Это не больно и не опасно.

— Я уже на них встал. — Я тут же понял, что это не совсем правда: моя левая нога была перебинтована и заключена в лубки, опираться на нее было больно. — Док, я вас предупредил.

Не обращая внимания на мои слова, он спустил воздух из шприца, и брызги прозрачной жидкости сверкнули, срываясь с блестящей никелированной иглы. Потом он шагнул ко мне, но меня на кровати уже не было. Я стоял у умывального столика, придерживаясь за скользкую мраморную столешницу левой рукой, и держал в правой раскрытую опасную бритву.

— Не стоит, док.

Доктор Коллинс отпрянул и побледнел.

— Вы с ума сошли, мистер Финнеган! Я же пытаюсь вам помочь!

— Вы мне поможете, если оставите меня в покое и уберетесь туда, откуда явились. Вместе с вашей медициной и вашей гипокритовой клятвой.

— Гиппократовой! Мистер Финнеган, я попросил бы вас не употреблять слов, значение которых вам неизвестно!

— Я выразился правильно, док. И я прекрасно знаю, что значит это слово. Я сказал то, что хотел.

— Нет, это неслыханно! Вы самый неблагодарный пациент, с которым я когда-либо имел дело, мистер Финнеган! Мисс Браун, попытайтесь хоть вы вразумить вашего бандита! Ему необходимо соблюдать строгий постельный режим и принимать все предписанные медикаменты.

Я резко обернулся к двери. Там стояла, мягко улыбаясь и укоризненно качая головой, хорошенькая сероглазая девушка в простой белой блузке и узкой темно-серой юбке. Я застыл, в ужасе глядя на нее и осознавая, что демонстрирую себя даме в одних подштанниках и нижней рубашке. Она сделала шаг в мою сторону, и я, сбросив оцепенение, одним прыжком метнулся к постели, насмерть перепугав кошку, нырнул под простыни и натянул их до