"Орлы Наполеона" - Александр Григорьевич Домовец

Высокий и благообразный, лет сорока, Пессон в приличных штанах, жилете и светлой рубахе навыпуск, и, наконец, самый молодой среди них, крепыш Анри, с порога бросивший на Сергея неприязненный взгляд. Был он, несмотря на тёплую погоду, в суконной грязной куртке.

— С чем пожаловали, граждане? — сухо спросил Бернар, не утруждаясь приветствием.

Старик приосанился и сделал шаг вперёд.

— Сход у нас был, мсье мэр, — прохрипел он. — Вот, пришли сообщить наше решение.

— Что за решение?

— Решение простое. Пусть эти русские забирают свои пожитки и проваливают из Ла-Роша. Все четверо. Немедленно.

Сказанное Бастьеном было ожидаемо, и всё же Сергея бросило в жар от гнева. Гатчинский шрам побелел.

Долгов, покосившись на художника, предупредительно взял за локоть.

Мартен прищурился.

— Прямо-таки все четверо? А мсье Марешаль, между прочим, наш соотечественник, француз.

— Да? Ну, пусть остаётся, если хочет. А русским тут делать нечего. Одна беда от них. Нам этого не надо.

— Между прочим, я не только француз, но и правительственный чиновник, — сказал Марешаль, меряя депутатов тяжёлым взглядом. — Официально заявляю, что мсье Белозёров — гость Французской республики. И я хочу знать, чем вызвано ваше оскорбительное решение.

В разговор вступил Пессон.

— Гость или не гость, нам всё равно, — сказал рассудительно. — Хорош гость! Не успел приехать, как наших парней избил. Изувечил, можно сказать. (Анри злобно ощерился ртом с поредевшими зубами.) Следом по соседству человека убивают. Ещё через день жандарм пропал, и нет его…

— А при чём тут я? — гаркнул Сергей. Фалалеев и Долгов предупредительно вцепились в него с двух сторон.

Пессон невозмутимо повернулся к Белозёрову.

— Может, и ни при чём. Только до вашего приезда никогда такого не случалось. Может, вы беду притягиваете, почём знать? Может, вы деревню сглазили? Даром, что ли, с вашим приездом замок опять начал выть? Давно молчал, а тут нате вам! Люди-то слышали, слышали…

Действительно! Приехал плохой художник Белозёров, и замок взвыл от ужаса…

— А если ещё неделю-другую у нас проживёте, что тогда будет? — продолжал Пессон. — Нет уж! Уезжайте добром. И своих не забудьте.

Сергей внезапно успокоился. Кипятись не кипятись… Сельских идиотов никакими словами, никакой логикой не переубедить. Хотя, идиотов ли? Просто не любят русских. Или даже ненавидят — из поколения в поколение, со времён Наполеона. По наследству передаётся. И ненависть пополам с суеверием велит гнать чужаков в три шеи…

А он-то, болван, ещё не так давно доказывал Ефимову, что Франция — страна цивилизованная, высококультурная, ссылаясь при этом на Эйфелеву башню и Лувр. Как же… Да эти шакалы таких и слов-то не знают. И не потому шакалы, что крестьяне, а потому, что, давясь от злобы, готовы всем скопом растоптать одного, которого считают врагом. А русские землепашцы, между прочим, пленных наполеоновских солдат когда-то лечили и кормили, как могли… Враг — он на поле боя враг. А после боя человек…

Голос подал Мартен.

— А вы понимаете, что правительство за насилие над его гостем коммуну накажет? Сурово накажет? — спросил он нейтральным тоном. Словно предупредил на всякий случай.

— А кто говорит про насилие? — удивился Анри, широко улыбнувшись. — И пальцем не тронем. Мы же по-хорошему, по-доброму. Уедет, и всё.

— А если не уедет?

— Опять же пальцем не тронем. Мы ж не звери какие. Просто выбросим барахло на улицу и не пустим в гостиницу. Пусть на земле спят. Сейчас тепло, не простынут.

Старик Бастьен хихикнул и закивал головой.

— Так что будем делать? — жалобно спросил Фалалеев по-русски.

— Провались он, этот Ла-Рош вместе со своим замком и местной сволочью, — негромко и чётко произнёс Сергей по-русски же. — Мы уезжаем.

Фалалеев благодарно посмотрел на художника.

— Давно пора, — сказал Долгов решительно.

— Другого выхода нет, — подтвердил Марешаль. — Но есть один важный нюанс. Я бы не хотел, чтобы мы убежали… как это по-русски… сверкая пятками. Не должен знаменитый художник терять лицо. Да и я как чиновник министерства не позволю себя гнать взашей каким-то плебеям. — Оскалился. — Это позор. Согласны?

— В общем да, — сказал Сергей, пожимая плечами. — Но выбирать не из чего. Уедем нынче же. В крайнем случае, завтра. Глаза б мои на местную шушеру не смотрели. Полагаю, мсье Бернар не откажет нам в своём шарабане. Ещё и рад будет, что уезжаем.

— Ну, уж нет! Предоставьте мне с ними поговорить.

Марешаль повернулся к ожидавшим депутатам и снова перешёл на французский.

— Ну, вот что, мсье… — Слегка улыбнулся самым дружелюбным образом. — Если сход жителей коммуны требует нашего отъезда, мы, разумеется, уедем. В России в таких случаях говорят: "Насильно мил не будешь". Сегодня третье мая. После нашего разговора я дам телеграмму в министерство, и завтра к вечеру за нами и нашим багажом пришлют экипаж. Утром пятого мая мы уедем. И всё.

Анри замотал нечёсаной головой.

— Не пойдёт, — нагло заявил он. — Чего тянуть-то? Возьмите повозку у мсье Бернара и езжайте себе в Орлеан. А там и на поезд. Вот как всё будет.

— Так не будет! — резко сказал Марешаль. В приятном мягком голосе прорезался металл. — Не зарывайтесь, любезный. Вы, видно, не очень хорошо понимаете ситуацию. Или не понимаете вовсе. — Шагнул вперёд, и Анри невольно отступил. — Вы сейчас действуете на грани бунта. Решение вашего схода никакой законной силы не имеет. Мсье мэр подтвердит. (Бернар нехотя, словно с опаской, кивнул.) Бойтесь эту грань перейти.

— Это вы нас пугаете?

— Это я вам объясняю. Либо мы спокойно, не торопясь, уедем послезавтра утром. Либо мы сейчас же… да хоть пешком уйдём! Но через день здесь будет батальон из ближайшего гарнизона. Вот солдатам и расскажете, кто там беду притягивает да почему вдруг замок начал выть… У правительства с бунтовщиками разговор короткий. Есть тюрьмы, есть каторга. Вам что больше нравится?

В этот момент Марешаль был прекрасен. Стоял, развернув плечи и демонстративно засунув большие пальцы рук в жилетные кармашки, смотрел на крестьян бесстрашно и говорил надменно. Однако Анри закусил удила.

— Правительство далеко, а вы близко! — заорал он, теряя голову. От разъярённо побагровевших щёк можно было прикуривать. — Смотрите, он ещё солдатами грозит… Вы полегче, мсье чиновник! А то ведь, не ровен час, и до гостиницы дойти не успеете!

— Что?!

Лицо Марешаля перекосила презрительная грима са. Не раздумывая, он быстро пнул Анри в коленную чашечку, и крепыш скрючился, взвыл утробно. Сергей восхищённо покрутил головой. Хорошая штука сават! А быстрота и решительность француза вообще выше всяких похвал…

— Арестуйте этого олуха, — велел Марешаль Мартену, не обращая внимания на возмущённоиспуганный возглас Бастьена. — Угроза чиновнику правительства при исполнении служебных полномочий. Да ещё при