Черная книга - Александр Григорьевич Домовец

освоилась в отделении — приходила, когда хотела. Мои коллеги-следователи при виде её подкручивали усы, галантно улыбались и норовили скрасить девичьи будни комплиментами. По-моему, они рассчитывали, что она их упомянет в очерке.

Пока Ульянов ходил распорядиться насчёт чая, Катя успела украдкой подарить поцелуй и получить ответный. Сообщила, что ждёт вечером. «Ничего такого не подумай, — сказала строго. — Ты будешь мне рассказывать свою жизнь, а я буду записывать. И всё». Пришлось пообещать, что приду и всё поведаю без утайки, хотя понимал, что сейчас очерк, мягко говоря, под вопросом.

И пришёл вечером. И чистосердечно рассказал всю свою жизнь вплоть до окончания юридического факультета. Остальные годы приберёг на следующую встречу. А потом стало не до разговоров…

Утром я прибыл на службу, с нетерпением ожидая, когда состоится допрос Бутылкина и наша с ним очная ставка. Обуревало злое желание заглянуть в бегающие глазки подследственного и в присутствии начальника выяснить, чем именно я ему угрожал. Побоями? Выдёргиванием рук и ног? Ущемлением причинного места дверью служебного кабинета?

— Да не переживайте вы так, Дмитрий Петрович, — посоветовал Ульянов. — Ещё и десяти нет, а вы уже из окна выглядываете. Привезут Бутылкина, никуда не денется.

— Вестимо, привезут, — согласился я. — Мне-то что переживать? Это он пусть переживает. А я просто воздухом дышу.

Лукавил, конечно. Хотел увидеть, когда приедет арестантская карета, и для этого стоял у открытого окна.

На тротуарах по обе стороны улицы было довольно людно. В честь жаркого лета горожане и горожанки оделись в светлые костюмы и лёгкие платья. У некоторых женщин в руках были кокетливые зонтики, укрывавшие от солнечных лучей, несмотря на утро вполне ощутимых.

Но вот вдалеке показалась карета с зарешёченными окнами, запряжённая двойкой лошадей. На козлах сидел возница в полицейском мундире. Я глубоко вздохнул и, сдерживая нетерпение, перевёл взгляд на людей, идущих по тротуарам. Именно в этот момент я заметил хромого мужчину, который выделялся на фоне других пешеходов тёмным костюмом. Он неторопливо шёл по противоположной стороне улицы, заметно припадая на правую ногу. В руках у него был портфель.

Слов не нашлось, и я издал громкий возглас.

— Что случилось, Дмитрий Петрович? — спросил Ульянов встревоженно.

Вместо ответа я ткнул указательным пальцем в окно.

Между тем карета подъехала к нашему зданию. И тут хромой проявил неожиданную прыть.

Выхватив из портфеля нечто круглое и металлически блеснувшее на солнце, он подбежал к дверце кареты. Молниеносно разбил рукой стекло и сунул предмет между прутьями решётки. Расшвыривая оказавшихся рядом людей, ринулся прочь. Вслед ему из кареты донёсся ужасный вопль. А следом грянул сильный взрыв.

Из разбитого окна кареты вырвались языки пламени, повалил густой дым. С пронзительным ржанием испуганные лошади понесли пылающий экипаж вскачь.

— Мать твою!..

С яростным криком я выхватил из ящика стола револьвер и кинулся на улицу. За мной устремился Ульянов.

Глава седьмая

Кирилл Ульянов

Хромого мы не нашли. Да и наивно было бы полагать, что он станет нас дожидаться неподалёку от места взрыва. Напрасно мы с револьверами в руках прочёсывали ближайшие переулки. Убийца (а теперь уже можно сказать, что и террорист) словно растворился в воздухе.

Между тем прибежавшие городовые и выскочившие из отделения полицейские подводили итог взрыва. Судя по всему, бомба была маломощная, и толстые, прочные стенки кареты удар выдержали. Благодаря этому почти никто из оказавшихся рядом прохожих не пострадал. Не сильно пострадал и полицейский кучер. Получив контузию, он всё же сумел кое-как остановить взбесившихся лошадей.

Взрывная волна сработала внутри кареты, и последствия оказались ужасными. Ехавшего на допрос Бутылкина с двумя конвоирами буквально разорвало в клочья. Такой кошмар я видел только раз в жизни, на Русско-японской, когда в сражении под Мукденом неподалёку разорвался вражеский снаряд, буквально скосивший нескольких наших бойцов. (Как страшно кричал один из них, глядя на свою оторванную ногу, лежавшую рядом…)

Морохин, надо полагать, ни с чем подобным никогда не сталкивался, но держался молодцом. Лишь заглянув внутрь экипажа, побледнел смертельно. Из отделения выскочил разъярённый в усмерть Говоров и принялся раздавать указания. По горячим следам в собравшейся толпе начался поиск свидетелей. Несколько позже, пробираясь через дорожный затор, подъехала медицинская карета, а за ней и прокурорский экипаж.

Понадобилось не менее двух часов, чтобы ликвидировать следы происшествия. Наконец обгоревшую карету убрали, дорожное движение возобновилось, останки погибших увезли на судебную экспертизу. Распорядившись насчёт составления протоколов, Говоров ушёл к себе. При этом он забрал нас с собой. Открывая дверь кабинета, наказал секретарю, что его ни для кого нет — ни лично, ни по телефону.

— Ну, и как всё это понимать? — задал риторический вопрос, разместивши грузное тело в руководящем кресле и расстёгивая мундир.

Морохин пожал плечами.

— Нас лишили единственного свидетеля, — сказал угрюмо. — Кто-то смертельно испугался показаний Бутылкина.

— Это я и без вас!.. Как такое могло получиться, я спрашиваю?

И вопрос, и тон, которым был задан, мне не понравились. Ощущение, что разгневанный начальник хотел на ком-нибудь сорвать злость, а заодно и спихнуть ответственность.

— Что тут не понятно? — слегка огрызнулся Морохин. — Некто разыграл простенькую комбинацию. Переговорил, а, скорее всего, передал Бутылкину записку с требованием отказаться от своих показаний. Взамен посулил вытащить из всей этой истории. Ясно же, что после отказа Бутылкина его повезут к нам в отделение, чтобы выяснить причину демарша. Некто посылает к нашему зданию своего человека с бомбой. Дождавшись кареты, боевик взрывает её, а сам исчезает в набежавшей толпе. — Морохин помолчал. — Кстати, мы ещё не сказали — это был наш хромой друг.

Против ожидания, Говоров и бровью не повёл.

— Да хоть безногий, — буркнул он. — Сейчас речь не об этом.

Вызвав секретаря, велел принести чаю с бубликами и лишь потом продолжил.

— Я, Дмитрий Петрович, с вашей дедукцией согласен полностью, — заявил он. — И тем хуже ситуация. Надо объяснять, почему?

— Не надо, — отрезал Морохин. — Имеем дело с предательством.

— Именно! И теперь надо разбираться, кто предатель. А это дело сверхмуторное…

Ситуация и в самом деле складывалась прескверная. Организация, к которой принадлежал покойный Бутылкин, располагала своим человеком в тюрьме. Именно он передал записку врачу, именно он дал знать своим, когда арестанта повезут на допрос, чтобы его встретить… Всё остальное — дело техники.

Выпив стакан чаю залпом, Морохин сосредоточился.

— Надо бы, Аркадий Семёнович, пригласить к нам