Фредерик Марриет - Канадские поселенцы

— Теперь я чувствую себя совсем хорошо! — проговорил Альфред.

— Подождите еще минут десять, пока мы с Джоном снимем шкуру с пантеры: надо же нам ее дома показать! Мистер Генри, скажите Мартыну, чтобы он брал только окорока; остального нам не унести, и пусть он поторапливается: мистеру Альфреду нельзя оставаться здесь; его надо поскорее доставить домой, а нам до дома далеко!

Малачи и Джон проворно сняли шкуру с пумы, а Мартын явился, неся на плече окорока от двух оленей, после чего все тронулись в обратный путь.

Альфред не успел далеко отойти, как почувствовал сильную боль в боку и плече, так как хождение на лыжах требовало значительного усилия, и это бередило его раны и вызывало новое кровотечение. Малачи поддерживал его, помогал ему, и когда раненому дали еще раз воды напиться, он снова был в состоянии продолжать путь.

Вскоре, однако, раны Альфреда стали как бы затекать, и раненый, по-видимому, страдал больше, но молчал. Они шли насколько можно скоро, и когда стемнело, то были уже недалеко от дома. Но Альфред подвигался с трудом. Он страшно ослабел, и Мартын предложил Джону передать ему его ношу оленьего мяса и бежать скорее домой, чтобы попросить прислать водки или чего-нибудь возбуждающего для подкрепления сил раненого.

Так как до дому оставалось не более одной мили, то Джон очень скоро добежал туда и передал отцу о всем в присутствии матери и кузин, которые были в отчаянии от того, что они услышали.

Мистер Кемпбель пошел в свою комнату за водкой, а Эмми схватила шляпу и теплый платок и побежала за Джоном, даже опережая его. Она сделала все это так быстро, что ни дядя, ни тетка не успели удержать ее. Она не подумала даже о том, что была без лыж и потому проваливалась на каждом шагу в глубокий снег, и уставала от невероятных усилий, поспевая за Джоном, бежавшим на лыжах. Наконец они добежали. Альфред без чувств лежал на снегу, а остальные наскоро изготовляли носилки из ветвей, чтобы отнести его домой.

Когда ему влили немного водки в рот, он пришел в себя, раскрыл глаза и увидел склонившуюся над ним Эмми с расстроенным, испуганным лицом.

— Дорогая Эмми, как ты добра! — сказал он, пытаясь приподняться.

— Нет, нет, Альфред, не шевелись! — озабоченно остановила его Эмми. — Сейчас будут готовы носилки; они тебя положат и донесут до дома; тут уже недалеко.

— Ко мне уже вернулись силы, Эмми, — продолжал раненый. — Не оставайся здесь дольше, на этом холоду, да и снег опять валит!

— Я останусь здесь, пока они не понесут тебя: я боюсь идти домой одна!

Но носилки были уже готовы, Альфреда осторожно уложили на них, и Мартын, Малачи, Генри и Джон понесли больного.

— А где же Персиваль? — спросила Эмми.

— Он немножко отстал от нас, — сказал Джон. — Лыжи его стесняют, так что он не мог идти быстро. Он, наверное, сейчас подойдет!

Когда Альфреда принесли, отец, мать и Мэри в большой тревоге ожидали на крыльце. Эмми уже до того выбилась из сил, пока дошла до дому, что прямо прошла в свою комнату.

Альфреда уложили в постель, и отец, осмотрев его раны на плече и на боку, нашел их весьма опасными. Сделав самую тщательную перевязку, раненому дали заснуть. Его состояние внушало всем такое опасение, что в первое время все в доме ни о ком и ни о чем другом, кроме него, не думали. Кроме того, заболела и Эмми, и настолько серьезно, что мистеру Кемпбелю пришлось заняться ею, а Мэри не могла отойти от сестры, и только, когда стали садиться за ужин, мистер Кемпбель хватился, что нет Персиваля.

— Персиваль! Неужели его нет? — спросили охотники.

— Где, где мой сын? — воскликнула г-жа Кемпбель. — Где Персиваль?

— Он был немного позади нас, — проговорил Джон. — Я видел, как он присел на кочку перевязать свои лыжи; он жаловался, что ремни трут и давят ему ноги!

Малачи и Мартын в испуге выбежали на двор; они одни понимали страшную опасность; снег валил такими тяжелыми и густыми хлопьями, что засыпал все кругом; в двух шагах нельзя было различить пути.

— Он заблудится, это несомненно, — проговорил Малачи; — теперь он ни за что не найдет дороги домой, и будет бродить, пока не замерзнет!

— Да, — заметил Мартын, — я бы, кажется, отдал свою правую руку за то, чтобы этого не случилось!

— Но что мы теперь можем сделать? Г-жа Кемпбель вне себя: ведь она этого мальчика любила больше всех!

— Идти дальше бесполезно; найти мы все равно не найдем, а еще сами заблудимся! Мы пройдем до леса и будем кричать каждую минуту; если мальчуган в сознании, то он пойдет на наш голос!

— Да, можно еще зажечь смоляной факел! Пойдем, скажем, что мы отправляемся разыскивать мальчика; пока мадам будет знать, что мы его ищем, она все еще будет надеяться, что мы приведем его. А тем временем она мало-помалу подготовится к мысли, что потеряла сына! — сказал Малачи.

И то, что он сказал, было в высшей степени разумно. Войдя в комнату, они застали бедную в горьких слезах; муж и Мэри старались утешить ее. Малачи и Мартын заявили, что возьмут факелы и пойдут искать мальчика и надеются привести его домой. Два часа они ходили вдоль опушки и кричали, но все напрасно, а снег все валил и валил, и мороз все крепчал. С севера дул пронизывающий ветер, так что оставаться долее не было никакой возможности, и Малачи с Мартыном пошли домой; в большой дом они не зашли, а прошли прямо к себе обогреться и отдохнуть, а на рассвете снова вышли на поиски.

Утро было ясное; метель прекратилась. Они дошли до того места, где в последний раз видели мальчика; но снег занес все следы. Обходили они все кругом, думали, что хоть дуло ружья мальчика где-нибудь из-под снега торчит, но нет! Четыре или пять часов искали напрасно и наконец вернулись ни с чем. Мистера Кемпбеля и Генри они застали на кухне; несчастная же мать была в таком горе и отчаянии, что Мэри не отходила от нее ни минуту.

Мистер Кемпбель и Генри по одному виду вошедших поняли, что поиски были напрасны.

— Мой мальчик погиб? — спросил, наконец, несчастный отец.

— Боюсь, что так! — ответил Малачи. — Он, вероятно, сел отдохнуть и замерз, и его занесло снегом; он заснул и больше не проснется!

Мистер Кемпбель закрыл лицо руками и некоторое время молчал, затем встал и пошел к жене.

— Мой мальчик! Мой Персиваль! — вскрикнула она.

— Бог дал, Бог и взял! — произнес ее муж. — Да будет святая воля Его!

ГЛАВА XXXI

Таким образом, в один день счастливую и радостную семью Кемпбель разом посетили три несчастья: Эмми, прозябнув и застудив ноги в глубоком снегу, схватила сильную простуду, которая перешла в горячку, и состояние ее внушало с каждым днем сильнейшие опасения. Рана Альфреда тоже приняла дурной характер, так что отец начинал опасаться гангрены, — и все это наряду с страшным горем такой неожиданной утраты Персиваля. Однако нет худа без добра. Опасное состояние, в каком находились Эмми и Альфред, до того поглощало все внимание и все время семьи, что некогда было предаваться излишней скорби о Персивале. Даже г-жа Кемпбель в молитвах своих больше просила о сохранении ей этих двух дорогих существ, чем о возвращении ей безвозвратно погибшего.