Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей - Александр Герасимов

и самоуверенным, но то было впечатление, произведенное во дворце Идоменея. Теперь же царевна готова была признать — ее первоначальное мнение об Оресте наверняка было предвзятым. Вблизи царевича можно было даже назвать привлекательным.

Она с трудом подавила улыбку, когда в ее памяти вновь всплыло выражение лица микенца, когда он, жмурясь, старался не смотреть на обнаженное тело. В тот момент Орест выглядел беззащитным, будто даже моложе своих лет. Возможно, именно это позволило царевне взглянуть на него иначе.

Теперь она уже с интересом рассматривала профиль Ореста без какого-либо стеснения. А тот и не подозревал об этом: взгляд его серо-зеленых глаз не отрывался от волн, белыми барашками разбивающихся о берег. Гермиона почувствовала прилив любопытства — ей захотелось дотронуться до Ореста или даже накрутить его волосы на палец, наблюдая за реакцией.

Она выругала себя за эти мысли. Не положено царевне так себя вести. Тем более с микенцами.

Но дочь Идоменея все же нашла подходящий повод для потакания своим тайным желаниям. На плече Ореста она заметила продолговатые следы, словно от ударов палкой. Трудно было представить, что кто-то мог избить потомка одного из величайших царей на земле… Она поддалась порыву и провела кончиками пальцев по бледно-розовым ссадинам, едва касаясь кожи. Микенец вздрогнул и внимательно посмотрел на нее.

— Откуда это у тебя?

— А, всего лишь тренировки, — Орест ответил обычным тоном, словно не видел в следах от побоев ничего удивительного. Однако взгляда от царевны, без предупреждения прикоснувшейся к нему, не отводил. — Хочу стать сильнее. На Порфирусе меня пытались убить… И с тех пор я тренируюсь почти каждый день.

— Болит, наверное?

— Временами. Но я отношусь к этой боли как к напоминанию, что у меня хороший учитель, — Орест улыбнулся.

— Моя мать, когда была жива, увлекалась травами и мазями. Поэтому я тоже кое-что в них понимаю. Если нужно будет облегчить зуд и покраснение, обращайся.

— Спасибо. Я запомню.

Гермиона не отказала себе в удовольствии напоследок провести пальцами по его плечу до самого локтя. И тут же поспешно сказала, отвлекая его внимание:

— Должно быть, в тот день ты оказался в большой опасности.

— Да, неожиданное нападение было, — микенский царевич принялся отряхивать ладони и одежду от крошек. — К счастью, все обошлось, хотя моя жизнь и висела на волоске.

— Но ты справился с обидчиками? Это делает честь твоей воинской выучке!

Гермиона говорила в полной уверенности, что далее последует горделивый рассказ о славной победе. Девушка знала, что мужчины не упускают повода похвалить себя лишний раз… и не важно, шла ли речь об успешном поединке или способности перепить всех на пиру. Где-то в глубине души царевна Крита даже надеялась, что он начнет хвалиться. Если микенец окажется себялюбцем, морок его привлекательности развеется, словно утренний туман…

А если нет?..

А если нет, то придется признать, что сын Агамемнона ей неожиданно симпатичен. Такие противоречивые чувства раздражали Гермиону — она любила ясность в мыслях и поступках.

К ее удивлению, выражение лица Ореста стало мрачным:

— Все не так, царевна. Об этом дне я вспоминаю без удовольствия. В тот день мне пришлось увидеть, как льется кровь, как люди корчатся в агонии… Один был совсем молод — возможно, мой ровесник. Кто знает, кем бы он стал в будущем? И почему оказался в той засаде?.. Может, он был злым человеком и сделал это ради щедрой платы — или его принудили к нападению? Мне уже не суждено узнать правды. Царь Порфируса сказал, что нападавшие были обычными смутьянами и только. Оборвались три жизни, а причина нападения так и осталась неизвестной. И мне от этих мыслей становится не по себе…

Он откинул назад волосы, до сих пор не высохшие после купания, а затем продолжил:

— Это еще не вся история. В той победе не было моей заслуги: я лишь случайно остался в живых. На помощь пришел человек, который теперь находится на «Мелеагре» — он прирожденный боец и смог в одиночку одолеть троих противников. Я же только учусь владеть мечом как следует, — Орест улыбнулся, — но лишь ради того, чтобы защититься… На безрассудные действия вроде убийства я смогу пойти лишь ради спасения жизни — своей или близкого человека. По крайней мере, мне хочется так думать.

— Необычные речи, — тихо заметила Гермиона.

— Необычные для кого? — он смотрел ей прямо в глаза.

Девушка смутилась, подбирая подходящий ответ. Видя ее замешательство, Орест добавил:

— От человека из Микен не ожидаешь подобных речей, правда?.. Ведь внук Атрея и сын Агамемнона, по мнению окружающих, должен размахивать мечом, изрыгать пламя и пить кровь младенцев!

Царевна совершенно растерялась. Она не ожидала, что чужак так легко проникнет в ее мысли, да еще и начнет над ними подшучивать. Самое неловкое — микенец был абсолютно прав. Помедлив, Гермиона решила не отнекиваться и лишь молча кивнула.

— С этим сложно поспорить, — хотя Орест говорил миролюбиво, слова его были серьезны. — Мой народ долгое время устанавливал власть с помощью острых клинков и копий. Даже в мирные времена, когда Микенами правила моя мать, полное доверие соседей вернуть не удалось. Нас боятся. Мы — хищники, на чьих клыках застыла кровь мира.

Он встал с камня. Гермиона хотела что-то сказать, но Орест не дал ей вставить и слова:

— Что ж, я хорошо понимаю, что для осторожных и благоразумных людей выгляжу не слишком-то привлекательно… Даже отказ от престола вряд ли прибавит мне друзей. Я микенец, и этим все сказано.

— Я вовсе не хотела тебя обидеть! — Гермиона удивилась энергии, зазвучавшей в собственных словах. — Не вздумай считать меня недалекой грубиянкой! Я все понимаю, ведь и сама дочь воителя. Наши отцы, Идоменей и Агамемнон, бились под Троей плечом к плечу ради сомнительной чести быть воспетыми в песнях. К сожалению, для мужчин слава означает только войну. А кто превознесет в легендах хлебопашца или рыбака, что кормят народ?.. Но я рада твоим словам и хочу, чтобы ты знал это. Когда-то мне хотелось думать обо всех микенцах как о злых и надменных людях, жадных до власти и крови… Должна признать: сегодня ты изменил мои взгляды к лучшему! Прости за прежнюю холодность. Надеюсь, отныне мы будем друзьями.

Орест с удивлением посмотрел на критскую царевну, а затем широко улыбнулся:

— Благодарю, дочь Идоменея. Я с радостью принимаю твою дружбу.

— Тогда я распоряжусь доставить на твой корабль еще что-нибудь вкусное, чтобы окончательно ее закрепить, — засмеялась Гермиона. — Считай это подарком от миролюбивой критянки.

— Буду признателен! Хотя твоя компания будет самым лучшим подарком.

Гермиона заерзала