Агент вождя - Сергей Иванович Бортников

class="p1">— Разве такому красавцу кто-то может изменить? — подыграла разошедшемуся наркому Фигина. — Тем более, какая-то взбалмошная память.

— Правильно мыслите. Эх, хороша всё-таки зараза!.. Правда, немного отдаёт клопами — однако, терпимо… Может, ещё по единой, как смотрите на такое предложение?

— Не возражаю, — вошёл в раж Фролушкин.

— «Хенесси»… Где вы его берёте?

— Раньше я частенько ездил по заграницам и регулярно контактировал с людьми, знающими толк в добротной выпивке.

— Замечательно… И как много у вас такого добра?

— К сожалению, почти ничего не осталось. Одна-две, может, три бутылки из некогда огромной коллекции.

— Злоупотребляете?

— Нет. Изредка наслаждаюсь. Причём делаю это с огромным удовольствием. Совсем не так, как мой любимый ученик — я имею в виду Ярослава Ивановича.

— И правильно! Выпивка ведь не самоцель, а средство для поднятия тонуса. Питьё должно быть в радость, в кайф — как говорит наша сегодняшняя молодёжь!

— Логично.

— Водка для таких целей абсолютно не подходит. Это напиток для тех, кто хочет напиться — и забыться. Потому и потребляют её залпом, кривясь, морщась, занюхивая рукавом.

— Правильно!

— Я вот что задумал… Чтобы пополнить иссякающие запасы, мы вам непременно выпишем внеочередную долгосрочную командировку за рубеж — во Францию, к примеру, уважаемый Фёдор Алексеевич.

— Двумя руками — «за»!

— Завтра же позвоню своему влиятельному другу, кстати, земляку и тёзке…

— Лаврентию Павловичу? — мгновенно догадался Фролушкин.

— А то кому же… Пусть он поможет определить вас на какой-нибудь международный философский конгресс, а?

— Не возражаю. Только не сейчас. Работы много — как-никак на носу новый учебный год. Вот в январе, на зимних каникулах, в самый раз будет.

— Что ж. Договорились. В январе — так в январе. Давайте ещё по рюмашке — на коня, и я поскакал.

Выпили.

Закусили.

— Спасибо, Лаврентий Фомич, что не побрезговали, проведали нашу дружную семейку, — промокнув салфеткой губы, отвесил вежливый поклон Ярослав. — Заходите в любое время дня и ночи, товарищ старший майор, мы с Оленькой всегда будем искренне вам рады.

— Зайду непременно… А сейчас — пора. «Бывайце здаровы, жывице багата». Так, кажется, утверждается в популярной белорусской песне?

— Ну, почти… — снисходительно согласился Плечов, знавший толк в современной советской музыке.

— Что-то я не могу припомнить такого произведения, — сделала недоумённое лицо его благоверная. — Кто его исполняет?

— Лариса Александровская[4]… Впрочем, недавно эту песню спел твой любимый Утёсов. В переводе Михаила Исаковского…

— А в оригинале, кто автор сих прекрасных слов?

— Белорусский поэт Адам Русак! — с гордым видом сообщил Цанава, и в компании всезнающих философов старавшийся не терять своё лицо.

— А по отчеству? — продолжала допытываться любознательная Ольга.

— Герасимович… Впрочем, рановато ещё его по батюшке величать. Только-только тридцать пять мужику исполнилось.

— А вам сколько лет, если не секрет? — не замедлил поддеть его Плечов. Как это у него не раз уже получалось — в стихотворной форме.

— Нет конечно, — не стал напускать туман нарком. — Какие тут могут быть секреты? Сороковой пошёл.

— Четыре года разницы. Всего-то навсего? А говорите — рановато…

— Тебя забыл спросить, — улыбнулся Цанава.

— Нет, три-четыре десятка лет — это уже не мало, как ни крути, как ни верти, — большая и лучшая половина жизни позади! — не сдавался Ярослав.

— Я погляжу, ты, как Пушкин, уже стихами говорить начал, — пробурчал Лаврентий Второй, как его за глаза называли подчинённые. — Нарком сказал рановато, значит, рановато!

— Уймитесь, детки! Прекратите бессмысленные прения. Вот доживёте до моих седин, тогда и будете дискутировать на столь щепетильную тему! — быстро поставил их обоих на место Фёдор Алексеевич.

Упрямый Яра всё равно раскрыл рот, собираясь «продолжить прения», но его благоверная, не любившая псевдонаучные споры, решила повернуть разговор в совсем другое русло:

— Видишь, родной, как мы с тобой отстали от новаций культурной жизни?

— Нет, не вижу…

— Не ходим ни в театр, ни на концерты, ни в кино. Куда такое годится?

— Так ведь ребёнок у нас, Оленька… Махонький… Потерпи немного.

— Дети ни в коем случае не должны мешать неустанному повышению культурного уровня родителей.

— Совершенно верно! — поспешно принял сторону хозяйки Цанава. — Скоро в Минске состоится очередной отчётный концерт народных исполнителей и творческих коллективов советской Белоруссии, у меня, к счастью, осталось несколько лишних пригласительных билетов. Не побрезгуете?

— Что вы такое говорите, уважаемый Лаврентий Фомич? Всей семьёй непременно посетим это уникальное мероприятие!

— Старика уважить не забудьте! — напомнил о себе Фёдор Алексеевич, вытирая руки небольшим вафельным полотенцем.

— А с Шуриком кто останется? — строго спросила Фигина.

— Понял, всё понял… Вот, значит, ради чего вы меня к себе заманили, — шутливо запричитал профессор. — Нянька бесплатная понадобилась!

— Я дам три пропуска — на всех, а кто кого глядеть будет — вы и сами разберётесь. Пошли, Ярослав Иванович, проведёшь меня к машине…

* * *

Пригласительные оказались во внутреннем кармане наркомовского френча. Так что по большому счёту сходить вниз было вовсе не обязательно.

Впрочем, Цанава ещё на лестничной клети отдал билеты своему спутнику и завязал странный, совершенно неожиданный для Плечова, разговор:

— Признавайся, Ярослав Иванович, кто подвозил тебя в «Серебряном призраке»?

— В чём?

— Не делай глупое лицо — оно тебе совершенно не идёт. Отвечай! Быстро! Честно!

Его чёрные глаза не излучали лютой злобы или чрезмерной ненависти, но голос — даже больше, чем обычно — властный, требовательный, зычный, не оставлял сомнений в том, что шуточками на сей раз отделаться не удастся, что, если на самом деле собираешься выйти сухим из воды, следует говорить «правду и только правду».

А делать этого никак нельзя!

Следовательно, придётся снова врать… Причём так, чтобы ложь выглядела, как можно убедительнее.

— Честно говоря, я не могу понять, чего вы хотите от меня добиться, товарищ старший майор? — начал тянуть время Ярослав, лихорадочно пытаясь сформулировать (и обосновать — то есть подкрепить соответствующими аргументами!) хоть какую-то более-менее правдоподобную версию.

— Что за люди подвозили вас в автомобиле иностранного производства?

— Когда?

— Чуть более месяца тому назад?

— Ах, да! Точно. Я приехал на вокзал, чтобы узнать, не изменилось ли расписание движения поездов — Фёдор Алексеевич как раз собирался в отпуск в Москву, а билеты, сами знаете, лучше заказывать заранее…

— Не знаю. У нас с этим никаких проблем нет. Так что обращайся при случае — поможем.

— Да как-то неудобно всякий раз использовать ваше высокое служебное положение.

— Неудобно спать на потолке — одеяло спадает. Что ещё расскажешь?

— Значит, я уже надумал возвращаться обратно, когда меня окликнул водитель этого самого, как вы говорите, «Серебряного призрака»…

— С какой целью?

— Спросил, как проехать на площадь Свободы… Пардон, уточняю, он сказал «пляц Воли»[5]…

— Поляк?

— Не думаю…