Черная книга - Александр Григорьевич Домовец

Да нет там никакого особенного дела, — неопределённо сказал я, страдая от необходимости врать, чего не люблю категорически. — Профессор скончался от инфаркта, это установлено. Так, рутина, выясняю мелкие подробности…

Князева прищурилась.

— Мелкие подробности — это второй труп на квартире профессора? Кажется, швейцар? А второго следователя… как его… Ульянова вам дали в подмогу, чтобы успешней бороться с рутиной?

К стыду своему, я онемел, мысленно проклиная болтливых коллег.

— Я знаю, что Себряков умер от инфаркта, — продолжала Князева. — Все газеты о том писали, и наша тоже. Но, по всему видать, дело нечисто. Опять-таки, не просто человек умер — знаменитый историк, биограф царской семьи.

— Все умирают, и знаменитости тоже…

— Да, но каждый по-своему. А Себряков умер при очень уж странных обстоятельствах. И моя газета была бы в высшей степени заинтересована выяснить подробности дела. — Выдержав паузу, понизила голос: — Вы меня понимаете?

Сказано было столь многозначительно, что стало мне смешно и досадно. За кого эта девочка меня принимает?.. Кивнул, тоже многозначительно.

— Я всё понимаю, — заверил с самым серьёзным видом. — Вашей газете нужна сенсация. Но тут я вряд ли могу быть полезным. Обратитесь к Аркадию Семёновичу.

— Зачем?

— Да ведь я человек маленький, ничего не решающий, а он начальник. Скажет поделиться подробностями — поделюсь. Не скажет… ну, значит, не скажет.

И улыбнулся самым дружелюбным образом.

Князева раскраснелась, то ли от шампанского, то ли от злости. В любом случае румянец ей был к лицу.

— Между прочим, Дмитрий Петрович, мужчина даме отказывать не должен, — произнесла холодно.

— Так то мужчина. А я в данном случае лицо среднего рода. В смысле должностное…

И перевёл разговор на другую тему.

Впрочем, дальнейшего разговора не вышло. Кажется, Князева мигом утратила ко мне всякий интерес и, не тронув десерт, поднялась из-за стола. Я расплатился с ощущением, что наградные начальник выписал зря.

— До свиданья, — сухо сказала Князева, когда мы вышли на улицу.

— Отчего же «до свиданья»? Сейчас поймаю экипаж и отвезу вас домой.

— Не надо никакого экипажа. Я живу тут недалеко, дойду пешком. Заодно подышу.

— Ну, так провожу до дома. Как я могу вас отпустить одну?

Князева резко остановилась.

— Значит, всё-таки что-то мужское в вас есть? — спросила язвительно.

— В биологическом и бытовом смысле — непременно…

На улице между тем опустился туман. Было тепло и влажно — нередкая для Петербурга летняя погода. Сквозь белёсую пелену робко пробивался свет электрических фонарей. На этот раз девушка под руку меня не взяла, и мы шли вдоль Мойки каждый сам по себе: она с букетом, я с зонтом. За поздним часом людей на улице было немного. По мостовой звонко цокали конские копыта — экипажи развозили седоков по домам. А может, и не по домам. Чего-чего, а ночных развлечений в столице предостаточно.

Свернув в Столярный переулок, подошли к четырёхэтажному дому с высокими окнами. Остановились у парадного.

— Спасибо за вечер, Дмитрий Петрович, — произнесла Князева нейтральным тоном. — Всё было хорошо, хотя в конце вы меня огорчили…

Я её огорчил! Ну, надо же…

— Сожалею, — сказал коротко.

Не прощаясь, она повернулась и ушла в парадное. Вот и всё. Похоже, плакал очерк горючими слезами. Теперь начальник голову оторвёт…

Размышляя об этом, я достал портсигар и закурил. И в этот момент из тумана буквально вынырнули двое — крепкие мужчины в тёмных костюмах и мягких шляпах. Вроде бы не старые.

— Здорово, — буркнул один из них.

Его глухой голос мне не понравился. Оба они мне не понравились, как и ситуация в целом. Откуда взялись и кто такие?

— Что надо? — спросил неприветливо, бросая папиросу.

— А что в карманах есть хорошего, то и надо.

Глава шестая

Дмитрий Морохин

Какой неудачный вечер! Мало того, что разругался с девушкой, так ещё и на грабителей нарвался…

— Мои карманы вас не касаются, — отрезал я, незаметно оглядываясь. Обстановка была не в мою пользу: поздно, туманно, рядом ни души.

— Поговори ещё! — угрожающе сказал мерзавец сквозь зубы.

— Зря кочевряжишься, — добавил второй, крепко схватив за рукав. — Отдай бумажник — и разойдёмся по-хорошему. А то будет хуже.

— Ну, если хуже…

Не договорив, я перехватил зонт поудобнее и без затей подцепил незнакомца изгибом ручки за первую попавшуюся ногу. Резко дёрнул на себя. Со сдавленным возгласом человек рухнул на тротуар, потянув меня за собой. Я чуть не упал. Затем всё-таки упал, потому что кулак другого угодил прямо в лицо. Это было чувствительно, и я рассвирепел.

Конечно, я не японский мастер боя, но куда бить знаю. С этой мыслью я лёжа сильно пнул противника ниже пояса. Тот мучительно замычал и скрючился. На его месте так поступил бы каждый, которого ударили в самое дорогое. Однако торжествовать было рано — пострадавший от зонта неприятель очухался и, яростно сопя, навалился сверху всем немаленьким весом. Пытаясь его стряхнуть, я краем глаза увидел вдруг, что дверь парадного открывается настежь и на улицу выбегает Князева. Не девушка, а ураган какой-то…

Мгновенно оценив обстановку, Князева со звонким визгом бросилась в бой. Другими словами, схватила за шиворот лежавшего на мне противника и одним рывком сбросила на тротуар, словно мешок с мукой. Освободившись, я тут же вскочил на ноги и повернулся к другому. Тот уже распрямился, но, похоже, боевой пыл утратил. Или решил, что с двумя не справиться.

— Бежим! — крикнул второму и, подавая пример, исчез в тумане.

Спустя мгновение второй скрылся там же. Поле битвы, украшенное слетевшими шляпами злоумышленников, осталось за нами.

Я сгоряча кинулся их преследовать, но Князева буквально повисла на мне.

— Вы с ума сошли!.. Их всё-таки двое!

— Это не повод отпускать грабителей! — прорычал я, пытаясь освободиться.

— Да мало ли в столице шпаны… Всех не переловишь. Или хотите за городовых поработать?

Шпаны в столице, конечно, хватает. И, как выяснилось, даже полицейский следователь не гарантирован от нападения. Чёрт знает что такое…

Не теряя времени, девушка потащила меня в парадное. В вестибюле топтался перепуганный седовласый швейцар, который явно не знал, как поступить, — то ли бежать за городовым, то ли оказать пострадавшему (мне то есть) первую помощь.

— Что делается, Катерина Владимировна, а? — задребезжал старик, сочувственно глядя на