Фредерик Марриет - Валерия

Мы пошли. Шагов за сто от гостиницы хозяйка остановилась у дверей небольшого домика и кликнула какую-то мистрисс Мешин, чтобы сказать старому Роберт-су, что пришел один из его внуков. На пороге явилась покрытая табаком старуха, посмотрела на меня сквозь очки и ушла обратно в дом. Вслед за тем меня позвали, и я вошел. В постели лежал старик с белыми, как серебро, волосами. Мистрисс Мешин в очках убирала комнату.

— Как поживаешь, старый ребенок? — сказал я.

— Что такое? Плохо слышу, — отвечал старик. — Каково поживаете? — повторил я.

— О, хорошо; для старика хорошо. Так ты мой внук Гарри? Ну, очень рад. Вы можете идти, мистрисс Мешин; притворите дверь, да прошу не подслушивать в замочную скважину.

Мистрисс Мешин вышла, ворча, из комнаты и захлопнула за собою дверь.

— Она ужасно сердитая, — сказал старик, — а при мне никого больше нет. Невесело лежать в постели, в душной комнате; а еще скучнее, когда ходит за тобою этакая старуха; просишь ее поговорить — молчит, просишь замолчать — говорит. Ну, очень рад тебя видеть. Надеюсь, ты не уйдешь сию же минуту, как сделал брат твой, Том. Мне ведь решительно не с кем поболтать. Ну что, нравится тебе море?

— Берег лучше.

— Все матросы поют эту песню. А я охотнее вышел бы в море, чем лежать тут целые дни и месяцы. А все оттого, что в старину, бывало, день и ночь бродил за браконьерами; тогда я не знал, что значит прилечь, — так вот теперь и отлеживайся. А велико, должно быть, море?

Я был рад, что старик в полном и здравом уме; выслушавши его замечания насчет своего сына и моих мнимых братьев и сестер, о которых я от него же узнал многое, я простился и обещал прийти к нему на следующее утро.

Возвратившись в гостиницу, я мог уже отвечать на все вопросы относительно моих предполагаемых родственников и в свою очередь пустился расспрашивать о фамилии владельцев Кольвервуд-Галля. К вечеру сошлось в гостиницу множество народа, поднялся шум, закружились тучи табачного дыму, и я ушел спать. На другое утро я пришел к старому Робертсу, и приход мой очень его обрадовал.

— Ты добрый мальчик, — сказал он, — что пришел навестить больного старика, к которому по целым неделям ни души не заглядывает. Расскажи же мне, что ты видел в последнюю твою поездку.

— В последний раз я был на почтовом пароходе. Он шел из Дувра в Кале.

— Это должно быть весело; куча пассажиров!

— Да; и как бы вы думали, кого видел я на этом пароходе? Из ваших знакомых.

— Кого же?

— Леди Р** и с ней того молодого джентльмена, который, говорят, служил у нее прежде лакеем.

— О, в самом деле? — сказал старик. — Так наконец она таки поступила с ним по правде? Рад, очень рад, Гарри; от этого и мне легче на душе. Я дал слово хранить эту тайну и хранил ее; но когда смерть не за горами, так нелегко хранить такого рода тайну, и я не раз говорил моей дочери. ..

— Тетушке Грин?

— Да, твоей тетушке Грин; да она ничего слышать не хочет. Мы оба поклялись молчать, и она утверждает, что клятва нас связывает, и что, кроме того, за молчание нам платят деньги. Ну, слава Богу! Как камень с сердца свалился!

— Да, — отвечал я, — теперь вы не обязаны молчать.

— Ну, каков же он собою? — продолжал старик.

— Молодец, — отвечал я. — Настоящий джентльмен.

Я не могла не засмеяться этой выходке Лионеля, хотя он сказал совершенную истину. Лионель заметил это и сказал:

— Не удивляйтесь, мисс Валерия, что я сам себя хвалю; у нас в кухне часто говаривали: бедный слуга только на это иногда и может понадеяться.

— Продолжайте.

— Он был славный мальчик, когда жил еще здесь, — сказал старик. — Но его увезли отсюда шести лет, и с тех пор я его не видал.

— Говорят, он похож на леди Р**.

— Почему же и не так; очень может статься. Она была в свое время тоже хороша собою.

— Я слышал эту историю, дедушка, — сказал я, — теперь вы не обязаны молчать, так расскажите мне ее, пожалуйста, в подробности.

— Изволь, — отвечал старик; так как это уж не тайна, то я расскажу тебе все охотно. Тетка твоя, Грин, ты знаешь, была кормилицей леди Р** и долго еще после того жила в доме; старый сэр Александр Мойстин страдал подагрою и не выходил из комнаты несколько лет, а она за ним ходила. Вот однажды, только что сэр Александр оправился от жестокого припадка, как меньшая сестра леди Р** убежала и обвенчалась с полковником Демпстером, славным, веселым молодцом, приехавшим поохотиться с теперешним баронетом. Это всех крайне удивило, потому что все думали, что он женится на старшей сестре, мисс Барбаре, а не на меньшой. Молодые уехали куда-то за границу. Сэр Александр взбесился и опять заболел; леди Р**, бывшая тогда еще мисс Барбарою, была, казалось, сильно огорчена поступком сестры. Прошло около года, как вдруг, однажды, мисс Барбара сказала твоей тетке, Грин, что хочет с ней куда-то съездить. В тот же вечер уехали они на почтовых; ехали всю ночь и, прибывши наконец в Соутгемптон, остановились у какого-то дома. Леди Р** вышла, поговорила с хозяйкой, вызвала из экипажа мою дочь и, приказавши ей остаться внизу, ушла в верхний этаж. Дочь моя прождала здесь мисс Барбару часов пять и слышала в доме какую-то суету и беготню. Наконец, в комнату вошла хозяйка и с нею человек почтенной наружности. Это был доктор.

— Кончено, мистрисс Вильсон, — сказал он, — ее невозможно спасти. Ребенок, впрочем, останется жив.

— Что же нам делать?

— Леди сказала мне, — отвечал доктор, — что она ей сестра, так об этом надо ее спросить.

Давши несколько наставлений насчет ребенка, доктор ушел, и вскоре потом явилась мисс Барбара.

— Я совсем измучилась, Марта, — сказала она, — пойдем домой, пора отдохнуть. Ты, верно, отослала экипаж? А я, право, едва в состоянии тащиться пешком.

Она взяла Марту под руку и сказала хозяйке, когда та отворяла ей дверь:

— Завтра я заеду и распоряжусь насчет ребенка. Я никогда еще не испытывала ничего подобного, — сказала мисс Барбара, обращаясь опять к Марте. — Она была моя пансионская подруга и просила меня приехать к ней. Она умерла в родах и поручила ребенка моему покровительству. Родные отказались от нее. У вас не было оспы, Марта?

— Нет, мисс, — отвечала Марта.

— Она заболела во время беременности оспою, и это было причиною ее смерти; поэтому-то я и не позвала вас в комнату.

Дочь моя ничего не отвечала; мисс Барбара была горячего нрава, и она ее боялась; но она не забыла слов доктора, сказавшего, что мисс Барбара сестра больной. Странно также показалось моей дочери, что мисс Барбара не говорила ей дорогою, куда и к кому они едут, но закуталась в свое манто и притворилась спящею, просыпаясь только, чтобы расплачиваться с почтарями. Мисс Барбара была, как я тебе говорил, очень вспыльчива и со времени бегства сестры своей сделалась еще раздражительнее. Поговаривали даже, что она не в своем уме и бродит при лунном свете.