Штормовое предупреждение - Юрий Яковлевич Иваниченко

внешности Яковлева, ни лексике, ни тем сведениям, которые мне удалось получить и от него самого, и от его окружения. Какой там казачий подъесаул! Искать следовало в офицерском корпусе.

Но запрос, направленный сразу же после нашего первого знакомства с «Яковлевым» в Наркомат по военным делам, дал отрицательный результат. В достаточно корректной форме (запрос ведь поступил за подписью самого В.Ф. Реденса, члена коллегии ВЧК!) нам указали, что фамилия весьма распространённая, «Яковлевых Евгениев Васильевичей» среди живых и погибших офицеров многомиллионной Русской армии было превеликое множество, от прапорщиков до генералов, – так что требовались ещё какие-то данные для дачи обоснованного ответа.

А вот о Петре Савиче Петровском появилось кое-что интересное.

– Получено документальное подтверждение, – Георгий Ломанидзе принёс с собой расклейку телетайпограммы, – одновременного обучения Стеценко и Петровского в 1914 году на краткосрочных офицерских курсах во 2-м Одесском училище.

(Осенние курсы четырнадцатого – они были только для вольнопёров со специальным образованием. Это потом уже принимали на офицерские курсы выслужившихся нижних чинов, георгиевских кавалеров…)

И я сказал вслух:

– В четырнадцатом ещё принимали не всех подряд. Это потом – унтеров с наградами и выслугой, а потом и вовсе – всех здоровых и с образованием на уровне уездного училища.

– Ну да, наверное, – кивнул Ломанидзе. – Это как – долгие курсы в четырнадцатом были?

– Во 2-м Одесском училище? Четыре месяца, если мне не изменяет память, на представление на первый офицерский чин.

– Так что наши фигуранты, – предположил Георгий, наверняка не осведомлённый об организации обучения и курсантского быта в училищах военного времени, – были знакомыми, а то и друзьями?!

– Достаточно и знакомства. Что ещё по Петровскому?

– Воевал на Юго-Западном фронте, дважды награждён и дважды ранен. После излечения в Курском госпитале от второго ранения, в шестнадцатом, переведён в запас.

Выходит, мы с Петром Савичем разошлись во времени.

– В восемнадцатом был мобилизован в армию Украинской Народной Республики, – продолжал Ломанидзе, – но вроде никаких преступлений за ним не числится. И добровольно перешёл на службу советской власти ещё в девятнадцатом, в Мелитополе. Служил там в милиции, а в декабре прошлого года переведён к нам, в Севастополь, «для укрепления местных кадров».

(Ангел божий, обшитый кожей. Нет, как-то слишком гладко.)

– Надо запросить Мелитополь, Харьков, внимательно проанализировать послужной список, – попросил я. – Проверить дела, которые он вёл и в Мелитополе, и здесь. Всё проверить, что можно, вплоть до военных, дореволюционных эпизодов и контактов. Неплохо бы добраться до архивов УНР… Но это вряд ли.

– Так что, он теперь у нас подозреваемый? – спросил Ломанидзе.

– Отнюдь. – Я усмехнулся.

От удивления у Георгия сильнее прорезался акцент.

– Так а зачэм?

– Надо набрать достаточно материалов, чтобы у Петровского не было возможности отказаться от игры.

Какое-то время Ломанидзе пытался понять, что это будет за игра такая, но потом заговорил с ноткой обиды в голосе:

– Мы же вроде на довэрии, мне гаворыть можно. Какой такой игры?

Оснований не доверять Георгию у меня и в самом деле не было. Но и раскрывать все карты я не собирался. Поэтому сказал только о самом очевидном:

– Против его бывшего однокашника.

Затем к нам присоединился Гагик Мортиросов. Он только что получил доклады от агентов внешнего наблюдения.

От первого, который осуществлял слежку за «девушкой в белом пальто», поступило не слишком много интересного. Как предполагалось, она позавчера после бдения у «Бристоля» ненадолго заходила в квартиру на Центральной горке – видимо, рапортовала Яковлеву, затем отправилась на Корабельную сторону, в дом возле Ушаковой балки. В доме четыре квартиры, по две на этаж. Судя по звуку – девушка прошла на второй, по лестнице она поднималась. В списке проживающих в квартирах на втором этаже ни знакомых Мортиросову и Ломанидзе фамилий, ни особо интересных нам отметок о роде их занятий не оказалось. Вчера же «девушка в белом пальто» приезжала в центр, ходила на утреннюю службу в Покровский храм; со службы вышла вместе с Ниной Лавровой (филер её знал) и вместе они отправились к Нине домой, в дом 33 по улице Наваринской.

Их знакомство было для меня новостью, но отнюдь не такой уж неожиданностью.

А вот с Яковлевым оказалось всё интереснее.

Весь вчерашний день Евгений Васильевич провёл в разъездах и пешеходных передвижениях по городу. Заходил в несколько квартир. Перечень адресов Гагик назвал; для меня это звук пустой, но на два из них Ломанидзе вскинулся – обитатели этих квартир уже пребывали под подозрением.

– По прочим адресам будет уточнение, – пообещал Георгий.

Заходил Яковлев в типографию, вышел оттуда с неким пакетом. Побывал на главпочте и в городской больнице, затем на катерке из Артиллерийской бухты отправился на Северную сторону. Последовать за ним не удалось – катер, наполненный «под завязку», отчалил, едва Яковлев перепрыгнул на борт. Но филер догадался подождать в турецкой кофейне неподалёку от причала, и много через час «объект» прибыл, без пакета, но навеселе и отправился домой.

Всё это могло оказаться вполне невинным занятием – навещал знакомых, возможно, что устраивал какие-то мелкие гешефты, – но могло и указывать на некую подпольную деятельность.

В мои планы не входил дневной визит в дом на Центральной горке – Петра Савича, с которым мне хотелось провести предварительную, «прощупывающую» беседу, в это время наверняка не застанешь. Но Яковлев вызывал всё больший интерес и не только на предмет получения «ещё каких-то данных для обоснованного ответа» из военных архивов. А он окажется, определённо, дома – и филер доложит, если Евгений выйдет и если накануне был Яковлев навеселе, то наверняка добавил и продолжил, так что не выберется из берлоги до вечера.

Но в квартире, кроме него, я застал ещё и Тамару Пожарову – она, оказывается, забежала в свой обеденный перерыв, – и весьма громкое выяснение отношений между Яковлевым и Мари Муравской.

Такой взволнованной я её ещё не видел, потому и спросил, едва выглянув из прихожей:

– Простите, я, кажется, не вовремя?

– Очень даже вовремя, Алексей… – почти выкрикнула Муравская и, чуть смутясь, добавила моё отчество: – Степанович.

И Тамара поддержала подругу:

– Вовремя, вовремя! Кроме вас, некому унять этого кокаиниста. Пётр на службе…

– Да что там ваш Пётр, истерички несчастные! – заорал, выбегая в гостиную, помятый с похмелья Евгений. – Тут такое… Степаныч, ты представляешь, что эта вариятка удружила?

– Давайте по-русски и поспокойней, – отметив польское словечко «вариятка», сумасшедшая то есть, сказал я.

– По-русски это вор, негодяй и грязная свинья! – не слишком-то успокаиваясь, выкрикнула Мари. – А я поверила!

– Так всё же – что произошло?

Мари закрыла лицо руками.

– Мне противно это произносить.

– А накатать заявление