Юрий Черняков - На безымянной высоте

— Ну так расскажи нам еще раз про мой сталинградский конфуз, — насмешливо сказал Анисимов. — А то не все слышали. А многие подзабыли.

— Прекратите, товарищи офицеры! — поднял голос Егоров. — Опять вы за свое! Все и так хорошо знают об этом вашем старом конфликте.

— Не все, — сказал один из молодых полковников. — Я вот, к примеру, не знаю. И не только я. Игорь Андреевич, поскольку тут у нас идет вполне демократическое обсуждение, то надо дать им выговориться. Время пока есть. А то так и будут препираться по любому поводу. Пусть сами расскажут, что и как у них было, а то только и будем слышать одни намеки и упреки. Так что там у вас случилось под Сталинградом?

— Вот пусть Сергей Павлович и расскажет, — кивнул Анисимов. — А то он сегодня какой-то слишком возбужденный и все время в окно поглядывает…

— Разрешите освежить память кое-кому из присутствующих? — обратился Иноземцев к Егорову.

Тот обреченно махнул рукой, потом сел и взлохматил пятерней седые волосы, после чего демонстративно взглянул на часы.

— Так вот, в который раз напомню тебе, Вячеслав Иванович, про то, как под Сталинградом твой дивизион накрыл огнем мой полк.

— Во-первых, не твой полк, — пробурчал Анисимов. — Это у тебя мания величия. Или мания преследования… Или то и другое вместе… Ты тогда еще всего лишь ротой командовал…

— Да, ты прав, — еще возбужденнее продолжал Иноземцев, ударив кулаком себя в грудь. — Ты накрыл мою роту! А Морозов покойный мне до этого приказал, чтобы я связался с тобой по рации. И я связался! И сказал тебе русским языком, повторил это несколько раз, что наш батальон, где, здесь ты прав, я тогда командовал только ротой, совершит ночью маневр в тыл противника, и указал тебе наши координаты! Но ты именно туда обрушил огонь своих стадвадцатидвухмиллиметровых орудий!

— Злопамятен же ты, однако! — вздохнул Анисимов. — Только у меня на этот счет был свой приказ! И мне были даны четкие указания! И никакой старлей Иноземцев не мог их для меня отменить. А ты, Сергей Павлович, и сейчас пытаешься сделать то же самое: отменить приказ командования фронтом! Счет тогда шел на минуты, если ты забыл… Кто знал, что вы такие прыткие и прорветесь в немецкий тыл за какие-то полчаса?

— К счастью, твои артиллеристы плохо стреляли, взрыватели неправильно поставили — и большинство снарядов не взорвалось, — заметил Иноземцев. — Ты, Вячеслав Иванович, тогда убил тридцать четыре бойца только из моей роты, — закончил Иноземцев.

— И еще командира вашего батальона капитана Курдюмова, — мрачно сказал Анисимов. — Это, Сережа, и называется война. А ты до сих пор не понял. Ведь благодаря мне ты потом стал командовать батальоном. Вместо Курдюмова.

— Спасибо должен я тебе сказать? А может, и немецкого снайпера я должен отблагодарить за то, что он ранил Морозова и я стал командовать полком? — сказал в наступившей тишине Иноземцев. — Я только хочу тебе напомнить, Слава, что за тобой должок. Тридцать четыре жизни. Да еще с процентами. Теперь сосчитай сам, сколько ты должен спасти и сохранить моих солдат и офицеров своей огневой поддержкой…

— Постараюсь, конечно… только тебе разве угодишь? — примирительно пробурчал Анисимов, отведя взгляд.

— Ладно, хватит, кто старое помянет, тому глаз вон, Сергей Павлович, — сказал полковник Егоров, чтобы снять общую неловкость. — Хочу напомнить, если кто не знает: на сегодняшний день артиллерийский дивизион полковника Анисимова дважды отмечен в приказе Верховного, и больше не было случая, чтобы по его вине повторилась трагедия, как под Сталинградом.

— Охотно верю: случись это сегодня, от моей роты и от меня ничего бы не осталось, — заметил Иноземцев под облегченный смех собравшихся.

Кто-то просто переглянулся, а полковник Егоров еще больше нахмурился.

При этом Иноземцев снова посмотрел в окно, и увидел, что Катя и Малютин по-прежнему стоят недалеко от штаба, где проходило их совещание, и тихо разговаривают, ничего и никого вокруг не замечая.

— Я на минуту отлучусь, товарищ полковник, — сказал он Егорову.

Тот кивнул в знак согласия.

3

Тем временем к заинтересовавшим Иноземцева беседующим подошла Оля Позднеева с санитарной сумкой.

— Товарищ лейтенант, давайте я вас перевяжу. Малютин будто не услышал ее.

— Я извиняюсь, товарищ лейтенант, у вас кровь течет! — решительно и громко сказала чемпионка СССР по стрельбе.

— Так это, наверно, не моя кровь. — Малютин обернулся к ней.

Но чемпионка по стрельбе осторожно коснулась его левого предплечья, и Малютин невольно отдернул руку, сморщившись от боли. А Катя негромко охнула и перевела взгляд с него на Олю и обратно: как же так, она, Катя, ничего не заметила, не говоря уже о лейтенанте Малютине, который почему-то не чувствовал боли, а эта белобрысая девица разглядела?

— Черт, кажется, действительно зацепили. — Малютин сморщился.

— Закатайте рукав! — требовательно приказала Оля, раскрыв свою сумку.

— Ерунда. Касательное ранение. До свадьбы заживет…

Уже не слушая его, Оля достала из сумки йод и бинты, потом, бесцеремонно отодвинув Катю, помогла Малютину снять гимнастерку, и обе невольно замерли, увидев сначала рану на предплечье, а потом свежий, неровный шрам на его обнажившейся спине вдоль позвоночника.

— Очень больно? — тихо спросила Катя, увидев, как Малютин невольно сжал зубы, когда Оля умело смазала йодом вокруг его раны на плече, а потом стала бинтовать.

— Да нет… — Он прикрыл глаза. — Пройдет.

— Помолчите! И не мешайте, — сказала ему Оля, затягивая бинт потуже.

— Спасибо. Представляешь, Оля меня второй раз выручает, — сказал он Кате. — Там, на дороге, она одним выстрелом убила пулеметчика, который стрелял в нас с колокольни.

— Я всегда и всего добиваюсь одним выстрелом, — сказала Оля скорее Кате, чем лейтенанту. — А теперь давайте сюда вашу гимнастерку, я ее быстро постираю.

— Нет, лучше я! — потянула к себе гимнастерку лейтенанта Катя.

— Спасибо, свое я стираю только сам, — смутился от такого агрессивного женского внимания Малютин.

Но Оля уже молча и деловито отобрала у Кати его гимнастерку, собираясь ее унести.

— Очень больно? — снова спросила Катя, когда Оля ушла.

— Да нет, не очень… — Он прикрыл глаза. — Так ты больше Блока любишь? А я Есенина…

Особист капитан Шульгин подошел к группе солдат и сержантов, окруживших водителя Краснова.

— Не, что ни говори, если бы не этот лейтенант… — все еще повторял, крутя головой, водитель Краснов. Похоже, он никак не мог прийти в себя после всего случившегося.