Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

поступили в ученье, по грошу в день человеку, т. е. по 4 ден., с разрешением выдавать по стольку же во все время, покамест в ученьи побудут, но, однако ж, с свидетельством, т. е. с аттестациею магистра об их успехах и старании[748].

Успехи и старание этой малолетной русской труппы засвидетельствованы самыми пьесами, которые она время от времени представляла государю. Из случайных заметок в современных дворцовых записках мы уже знаем, что на дворцовой сцене даны были комедии: 1) «Есфирь», 2) «Юдифь», 3) «Товия младший». Но репертуар этим не ограничился. Сохранилось в рукописях еще несколько комедий, игранных в то же время, о чем положительно говорят их прологи или предисловцы и эпилоги, которыми всегда открывалось и закрывалось действо и которые обыкновенно восхваляют царя Алексея. Таковы: 4) малая прохладная комедия об Иосифе, т. е. о преизрядной добродетели и сердечной чистоте; 5) малая комедия «Баязет»; 6) «О Навуходоносоре царе, о теле злате и о триех отроцех, в пещи сожженных». Затем к тому же времени до́лжно отнести: 7) комедию о Блудном сыне; напечатана в Москве в 1685 г. с картинками, по образцу лубочных сказок; 8) историю о царе Давиде и о сыне его Соломоне премудром, составленную по Книге Царств, а быть может, и по изложению хронографа[749]; 9) Алексей, человек Божий, диалог в честь царя Алексея: «Представлен в знамение верного подданства чрез шляхетскую молодь студентскую в коллегиуму киево-могиланскому на публичном диалоге». Напечатана в Киеве 1674 г. февраля 22-го.

Комедии 6 и 7 писаны стихами и принадлежат перу Симеона Полоцкого. Много вероятного, что и первые 5 комедий переведены, а иные, быть может, переделаны или и составлены им же. Он был придворным учителем, ритором и пиитом, и знатоком иностранной, именно светской и особенно польской литературы, откуда легче всего было черпать по крайней мере образцы для первых драматических или, как тогда говорили, комидейных сочинений. Другому некому было и поручить такое новое дело. Упоминается еще о комедии «Темир-Аксаково действо», которая была в Верху у государя, но была ли поставлена на сцену – неизвестно, как замечает Соловьев (История XII, 171[750]). По всему вероятию, это та самая комедия, которая названа «Баязет». По свидетельству Пекарского, она «написана в 4 действиях, в которых есть все театральные еффекты и ужасы, сражения[751], убийства и т. п.». Дело идет между Баязетом и Тамерланом – союзником Палеолога и, следовательно, защитником христиан. В лице Баязета выведена самонадеянная гордыня. «На сцене происходит сражение; Тамерлан остается победителем и является в битве на коне, к нему приводят побежденного Баязета в клетке, где он и разбивает себе голову. В пьесе есть шутовские сцены; шут называется по-голландски Пикель-Гярингом; помещены также и веселые песни»[752].

Комедия «Юдифь», библейский сюжет которой достаточно известен, принадлежит к числу переводных[753] и, нет сомнения, к числу первых, представленных при царе Алексее, ибо в ней проходит тот же драматический мотив, что и в «Есфири». Она заключается торжеством утесненных и уничиженных иудеев, выставивших на стенах своего города главу высокомерного Олоферна и провозгласивших всенародно: «Зде висит яростная глава того мучителя, знаменующе, яко Господь Бог гордым противляется, смиренным же дает благодать». Комедия сочинена в 7 действах, а действа распределены на сени, явления, всего 29 сеней и одно междосение после третьего действа. Все первое действо, 4 сени, происходит у ассириян, готовящихся наказать иудеев за непокорность. Второе – в 3 сенях, печаль и сетования иудеев, самохвальство Олоферна и радость его солдат, что началась война, и им стало жить хорошо и привольно, да и прибыточно, потому что грабеж, разбой – военное дело. Третье, 5 сеней с междосением, идет вперемежку: то у иудеев, пребывающих в страхе и в печали, то у Олоферна, продолжающего возноситься и презирать даже благоразумные советы одного из своих воевод. В том же порядке идут и 3 сени четвертого действа, в конце которого является Юдифь. Пятое действо в 5 сенях идет также вперемежку между сценами печали и молитвы у иудеев и сценами солдатского пира в стане ассириян, и солдатского плена, т. е. вообще солдатскими сценами – грубыми, цинически шутливыми. Шестое действо, 5 сеней, продолжает перемежку сцен Юдифи и Олоферна и оканчивается для остановки в интересном месте шутливою казнью у иудеев пленного солдата. Точно так же идет и седьмое действо – то у Олоферна, то у Юдифи, оканчиваясь ее торжеством.

Все действующее общество главным образом является в трех видах. Одни – царь Навуходоносор, а затем главное лицо Олоферн с воеводами изображают непомерную гордыню, высокомерие и самовосхваление; для большего блеска этих качеств введен Ахиор – муж правды и благоразумия, за что потом и страдает. Другие – иудеи, первосвященник, старейшины и пр. изображают печаль угнетения, смирение и надежду на милосердие Божие; третьи – ассирийские солдаты, равно и служанка Юдифи, представляют грубые, своекорыстные и цинические интересы простонародья и солдатства. Поэтому в этом последнем виде сосредоточивается и все комическое этой комедии или собственно драмы, т. е. все шутовское, ибо так комическое в то время понималось. Нельзя сказать, чтобы представленная здесь характеристика солдатства рисовала только польское войско; здесь общими чертами обозначено солдатство, каким оно было в XVII столетии во всей Европе, даже и с подсмеиванием над жидами по поводу свиного мяса. Вообще во всей комедии ничего не видно особенно польского, как и особенно немецкого, за исключением названий чинов: гетман, войсковой маршалок, поручик, ротмистр, бурмистр, которые могут указывать лишь на западнорусское происхождение переводчика, как и выражения: «укус-вкус», «ходи брате»; но он же называет палача мейстер-никелем, а храмы языческие – мечетями. Затем остается столько же намеков на старые русские нравы и русские бытовые положения; подарок переводится поминком, офицеры – сотниками. Когда перед виселицею прощается с жизнию солдат, шут Сусаким, то говорит между прочим: «Простите вы, благородные сродники мои из пятерых чинов: ярышки, чуры, трубочистники, брения возники и благородные чины духовные, иже при церкви просящею милостынею питаются». Должно полагать, что комедия некогда принадлежала общеевропейской средневековой литературе, откуда перешла в Польшу, а потом и в Москву. Нет сомнения, что переводчиком был Симеон Полоцкий[754].

Цветы остроумного и смешного заключаются в том, что тот же Сусаким, когда ему лисьим хвостом вместо меча отрубили будто бы голову, в испуге думает, что действительно умер; опомнившись, рассказывает, как мнится ему, что «живот его отступил из нутренних потрохов в правую ногу, а из ноги в гортань и правым ухом вышла душа», потом, приходя в себя, собирает раскиданное вокруг платье; токмо не знает, где его глава, везде ищет «главы своея» и затем обращается к публике, прося отдать ему голову, если кто из любви и приятства скрыл ее, и т. д. Когда Юдифь совершила