Степкина правда - Николай Константинович Чаусов

— Знакомься, Коля, это твой новый сосед Валя Панкович, — сказала моя мама, в то же время усаживая Панковичиху на всегда свободное за столом папино место.

— А мы уже знакомы, — сердито проворчал я. И даже не пожал протянутую Валькину руку.

— Почему же ты не ходишь ко мне? У меня много игр, — скривил рот в насмешливой улыбке Валька.

— А ты мне не пара, вот!

— Что?! — вскинулась мама. — Что ты сказал?!

— У меня свои товарищи…

— Негодный мальчишка! Как тебе не стыдно так говорить! — И уже Панковичихе: — Представляете, вчера отправился с какими-то сорванцами на лодке, попал в бурю…

— Валек, деточка моя, ступай домой, — неожиданно перебила маму красная от обиды Панковичиха. — Тебе здесь нечего делать.

Мама закусила губу, проводила растерянным взглядом Вальку, а следом выпроводила и меня:

— Убирайся! Видеть тебя не хочу! Невежу!

А потом, когда ушла Панковичиха, прибежала ко мне и, чуть не плача, кричала:

— Бессовестный! Гадкий мальчишка! За что ты обидел мальчика?! Почему он тебе не пара?!

— Это не я выдумал, это Юра сказал, что он мне не пара, вот! — пошел я в контратаку.

— Еще не легче! — простонала мама. — Боже, что творится в семье! Хоть бы скорей вернулся отец… Я отказываюсь понимать, что у нас происходит!..

— Борьба, вот что! Мы должны бороться с бойскаутами и буржуйскими сынками!..

— Что?! — изумилась мама. — И это тоже сказал Юра?

— Да, Юра! И Степка! А ты заставляешь меня дружить с нэпманцами и беляками! А теперь с Панковичем!..

— Боже мой, — опустилась на мою кровать мама. И уже тихо, не крича, стала объяснять мне, что никаких буржуев и беляков у нас нет, все они уехали за границу, а Панковичи такие же люди, как и все, только не работают на фабрике, а торгуют. И что иметь свои магазины и рестораны разрешила им советская власть.

— Как же мне теперь показываться на глаза Панковичам, Володиной и Фединой маме? Ведь я учительница, а получается, что внушаю тебе и всем детям ненависть к таким славным и честным людям. А ведь я было взялась репетировать Валю в пятый класс, хорошо заработать — и вот из-за твоей выходки мне отказали…

Вечером я кое-как дождался Юру и подробно рассказал ему обо всем.

— Хорошо, я поговорю с мамой, — выслушав меня, весело рассмеялся брат, будто речь шла о чем-то смешном и неважном. — Но с Валентином ты все равно не дружи. С торгашами и беляками нам непопутно.

— А наш дедушка? Мамин папа? — осторожно напомнил я ему.

— Что — дедушка? Нашим дедом я горжусь, Коля! Он был старшим офицером военного судна и героем Цусимы…

— Беляком?..

— Беляк — это контра! — сурово оборвал Юра. — Беляками называют только тех офицеров и солдат, которые воюют против революции, против Красной Армии. Это предатели народа, царские и буржуйские слуги. А наш дед был храбрым русским моряком и защищал Россию от самураев. Ну, а теперь иди гуляй, мне надо позаниматься.

Солнце уже висело над голой сопкой, а с Ангары повеяло такой сыростью и прохладой, что стало зябко даже в рубахе. А ведь как было жарко днем!

В палисаде Панковичей шла обычная игра в крокет, стучали молотки, и раздавались веселые крики и смех играющих. А за палисадом, глазея на игру «избранных», толпились оборванные, босоногие пацаны. Жаль, не было во дворе Саши, а к толпе мальчиков я не подошел. Еще увидит Валентин и подумает, что я раскаялся и хочу с ним мириться.

Может быть, я ушел бы к Саше или вернулся домой, но в это время появился во дворе атаман и его нарядненький «писарь». Да и Коровин был на этот раз в красной сатиновой рубахе, подпоясанной кушаком, и в начищенных до блеска ботинках. Я остался посмотреть: примет ли его в свою компанию Валька или не примет? Ведь Коровин тогда обидел Панковича, назвал его хлипким и унес всю коробку конфет. Но Валентин сам вышел к нему навстречу. А за ним выбежали во двор Яшка Стриж и все остальные.

— Я знал, что ты придешь ко мне, Ваня, — обрадованный гостю, но с достоинством сказал Коровину Валентин.

И атаман, наш грозный, неустрашимый и наглый атаман, первый подал бойскауту руку… Да еще стал оправдываться, что он приходил, но не заставал дома.

— Тебе нравится моя форма, Ваня? — спросил Валентин и снова повернулся на пятках, чтобы Коровин мог лучше рассмотреть его форму.

— Ага, ндравится, — буркнул тот.

— Тогда я попрошу папу, чтобы он тоже записал тебя в бойскауты. И купил тебе такую же форму.

«Но ведь Коровин безграмотный, как и Яшка, — мне вспомнились слова Вальки, что в бойскауты принимают только грамотных и состоятельных мальчиков. — И вот все молчат, даже Яшка».

— Ладно, скажи, — пробасил Коровин.

И улыбнулся: широко оскалил свои большие белые зубы. Я ни разу еще не видел его улыбки, скорее похожей на оскал пса, чем на человеческую.

— Я слышал про тебя, — продолжал Валька, — ты очень сильный и смелый и можешь стать хорошим бойскаутом. Мы должны подчинить себе всех слабых и трусов, а ты будешь нам помогать…

Валентин не договорил: с ведрами на коромысле появился во дворе сын кузнеца Волик. Он и сейчас даже не взглянул в нашу сторону и неторопливо прошел к воротам.

— Этот мальчик, — сказал обиженно Валентин, глядя ему вслед, — даже не ответил мне, когда я хотел с ним поздороваться. Его бы следовало проучить за дерзость…

— Проучить, верно! — взвизгнул Стриж и заплясал от предвкушения драки. — Вань, проучи цыганка! Важный шибко!

— Я не люблю прощать дерзость, — добавил Валентин. — Когда-нибудь я жестоко расплачусь со всеми грубиянами! — И он, будто невзначай, посмотрел на меня, стоявшего поодаль от его свиты. Недобрая презрительная усмешка опять свела уголки его пухлых губ, а прекрасные синие глаза его стали темными, злыми.

Все смолкли, когда в воротах снова появился Волик. Он шел, слегка покачиваясь в такт частым пружинистым шажкам и сутулясь под тяжестью больших и полных до краев ведер. Первым заорал Стриж:

— Цыган! Цыган! Крестить цыгана!

Стриж выскочил из толпы, подбежал к Волику и стал, уперев руки в бока и не давая ему пройти дальше. Большие черные глаза Волика сверкнули на Яшку гневом. Но теперь он не обошел Стрижа, а, поставив на землю ведра, спокойно и с ненавистью смотрел на нас.

Яшка забесновался.

— Цыган! В саже мазанный! Важный шибко! Гляньте, мальцы, у него шкура черная, как у барана!..

И запрыгал, заплясал, показывая язык Волику и кривляясь. И, грозно набычив голову, засучивая на ходу рукава, приближался