Альма. Ветер крепчает - Тимоте де Фомбель

следу до начала. Там просто сгоревшая деревня. Ничего путного.

Баако смотрит, как Авоши наклоняется и поднимает пистолеты Мози.

– Ты спасаешь старика, – говорит Авоши, возвращая оружие охотнику фанти, – а потом рассказываешь нам путь. Не такое о тебе говорили.

– Я не знаю, что говорили обо мне.

– Что тебе неизвестна жалость.

– Я давно ушёл…

Мози забирает пистолеты и прибавляет:

– Не тратьте время на этот след. Он от сбежавшей из пожара лошади. Зачем вы зашли так далеко? В ваших землях теперь не добыть невольников?

– Искать приходится не близко, – отвечает Авоши.

– Некоторые продают встретившихся по пути соседей, – прибавляет Ээко. – Их нагружают полные пироги – сколько песчинок несёт речная вода. Но голод у больших кораблей не стихает.

– Все эти годы ты ни о чём не слышал? – спрашивает Авоши.

– Я был занят садом и семьёй.

– И почему ушёл от них?

Мози молчит ещё пару секунд, потом отвечает:

– Один из детей пропал. И теперь я ищу его.

Авоши смотрит на него пристально.

– Сколько лет? – спрашивает он.

– Половина твоих. Будь он с вами, я бы очень хорошо заплатил за него.

– Как за ребёнка око?

– Дороже, – отвечает Мози.

Все молчат. Он встаёт на ноги. Суёт за пояс пистолеты и спрашивает:

– Пойдёте назад на побережье?

– Да, если говоришь, что там ничего нет, – отвечает Авоши.

– Говорю. Только жжёная земля и обугленные деревья.

– А ты?

– Я срежу напрямик, – отвечает Мози, показывая рукой назад. – Возможно, ребёнок там. Вернусь в Шаму.

– Там много что изменилось.

– Для меня всё равно мало, – говорит Мози, уходя. – Я теперь другой человек.

Всё это время Ээко не спускал глаз со своего спасителя. Он смотрит, как тот уходит в ночь. И поворачивается к сыну, который будто ждал знака. Баако бежит догонять Мози.

– Куда он? – спрашивает Авоши.

– Поговорить с ним. Я не поблагодарил его за то, что он спас мне жизнь.

Авоши присел возле льва и достал нож. Он готовит припасы на остаток пути.

– Это тот самый Моисей Аркан, которого я знал, – говорит Ээко, садясь. – Но кажется, будто он отмылся от всего, чем был.

Авоши вытирает нож о траву.

– Зря думаешь. Есть пятна, которые не сойдут никогда.

Совсем рядом Баако замедлил шаг, подходя к Мози.

– Мой отец хотел сказать тебе кое-что, – окликает он.

Мози оборачивается.

– Кое-что, чего не мог сказать там, – продолжает запыхавшийся Баако.

Молчание.

– Ты говорил про ребёнка…

– Да.

– Мой отец видел ребёнка такого же возраста. В половину моих лет.

Мози стоит не шевелясь.

– Ночью. Несколько дней назад. Примерно в середине этой луны. Нас в лагере было двенадцать. Отец немного отошёл от спящих…

Мози всё слушает.

– И видел, как ребёнок моется в ручье.

Молчание.

– Он рассказал только мне, – говорит Баако.

– Где? Где это было?

– Не знаю. Мы три раза меняли направление. Но ребёнок был на свободе.

«На свободе», – повторяет Мози. Если Лам на свободе, значит, ничего не поздно.

– Почему твой отец не сказал остальным?

– Дети… – отвечает Баако, будто это слово уже объясняет молчание отца. – Он не любит, когда берут детей.

Баако молчит немного, думая, как поступил бы сам, потом прибавляет:

– Девочка у ручья…

– Девочка? – вскрикивает Мози.

– Девочка.

Мози бросается на него.

– Скажи, что это был мальчик.

Баако молчит. Взгляд Мози пугает его.

– Скажи!

– Я могу сказать что ты хочешь, но это была девочка. Он и без луны бы не ошибся. Глаза у него как у орлана.

Мози ревёт:

– Твой отец не заметил меня, не увидел льва в двух шагах, а ты мне говоришь, он не ошибается? Твой отец – орлан без глаз! Кого ещё он мог видеть, если не моего сына? Сколько детей разгуливают здесь одни, вдали от всякого жилья?

Баако медленно пятится, как если бы ранил кого-то случайно. Он убегает. И жалеет, что подарил такую мимолётную надежду.

Когда он возвращается к своим, отец уже спит в траве. Лес вокруг снова урчит по-лесному. Тихо жужжит и похрустывает.

Баако восхищается глубоким сном отца. Стариков в этом опасном мире уважают не за то, что годы наделили их умом, но потому, что каждый, кто сумел остаться в живых и состариться, очевидно, был умнее других уже с детства.

– Выступим завтра, – говорит Авоши.

– К побережью? – спрашивает Баако.

– Нет.

– Но ты говорил…

– Это Аркан говорил. Не я. Мы продолжим путь.

– Он сказал, по лошадиному следу идти не нужно.

Авоши улыбается:

– Так я должен слушаться советов Моисея Аркана? Если вор показывает пустую руку, я смотрю на ту, что у него за спиной. А когда Моисей Аркан указывает мне путь, я поворачиваю в противоположную сторону. Мы пройдём по этому следу до самого начала.

Авоши, улыбаясь, разглядывает удивлённое лицо Баако. Бедный мальчик уже представлял, как возвращается в родную деревню, усаживает отца под деревом, чтобы тот спокойно доживал свои дни.

– Не бойся, – говорит Авоши. – Он пережил нападение зверя. Может, ещё и тебя переживёт. Но не забывай того, что я сказал: никогда не иди тем путём, который указал тебе другой охотник.

15. Золото и ржавчина

– Золото? – ворчит Пуссен. – С чего ты взял, что на судне золото?

Жозеф Март напрягает слух. Эти слова донеслись до него, когда он спускался на нижнюю палубу. Он прячется за дубовую переборку и слушает. В нескольких шагах от него плотник разговаривает с Авелем Простаком. Свет падает на них квадратами сквозь решётчатый настил над головой.

– Если ищешь золото, – повторяет Авелю Жак Пуссен, – то ты ошибся судном. Зато здесь хватит всего, чтобы открыть бакалею, трактир, скобяную, сапожную или любую другую лавку, какую пожелаешь.

Жозеф всё прячется в тени.

– Тем, что лежит у нас под ногами, Простак, ты мог бы битком набить любую булочную, оружейню, полотняные или гончарные ряды… Здесь найдётся почти всё, кроме золота.

Пуссен вдруг обернулся.

– Это ты?

Жозеф не хотел, чтобы его заметили. Поздно. Сунув руки в карманы, он шагает в их сторону.

– Да, я.

Плотник как будто всё видит и всё знает. Целыми днями Жозеф думает и не может решить, внушает тот опасения или восхищение.

– Подсоби-ка нам, – говорит Пуссен. – Бондарь десятый день как слёг. Спит наверху, в подвешенной шлюпке. Она у них вместо лазарета. Пока его нет, я пытаюсь сдвинуть его работу с места.

Действительно, Жак Пуссен вместе с Авелем собирают бочку: на первый отрезок пути их навалили в трюм вязанками. На гвинейском побережье в них доберут запасы пресной воды, потому что понадобится не меньше ста сорока тысяч литров, чтобы доплыть до островов и не потерять из-за