Сбежавший из вермахта - Михаил Николаевич Кубеев

Но что делать с ней? Брать с собой? Зачем? Она явно намеревалась напасть на Вендта. Похоже, он успел с ней наиграться. Эрих приподнял ее голову. Она открыла глаза, уставилась на него. Несколько секунд под проливным дождем они рассматривали друг друга. Глаза у нее были светлые, губы искусанные. Царапина на лбу…

Казалось, еще секунда – и он навалится на нее, вопьется в ее губы, схватит за ноги. Искра желания разгоралась с каждой секундой. Но он преодолел себя, снял каску, подставил голову под дождь, смыл наваждение.

– Иди, – сурово сказал Эрих, – иди, иди, быстро, быстро!

Она не понимала его. Он взял ее руку, потянул, она встала. И он коленкой дал ей пинка под зад. Она сделала несколько шагов и испуганно оглянулась. Боялась, что он выпустит из автомата очередь. Наконец спряталась за угол дома. А он уже смотрел на ворота церкви. Оттуда выходил Кнопп, вместе с ним два разведчика.

– Это не партизаны, это дезертиры из Красной армии, – сказал Кнопп. – В деревне никого нет. Мы взяли еще двух. Они в домике у пристера. Скрывались в лесах и от своих, и от нас.

– Откуда ты это узнал? – спросил Эрих.

– Пристер объяснил. Когда приехал Вендт, пристер показал ему здание школы, больницы и местного совета. Других подходящих помещений нет. Вендт соблазнился женщиной, схватил церковную прислужницу Марусю, утащил ее в пустой домик. Пригласил Руммеля и Баха. Потом они пошли к пристеру, потребовали шнапса. Поп угостил их. Захотелось еще. А тут заявились четверо из леса, дезертиры. Увидели мотоцикл. С пьяными немцами справились легко, отобрали оружие, переоделись в форму, но завести мотоцикл не смогли. Так что мы успели вовремя. Пойдем, посмотришь на наших героев.

Они спустились в подвал церкви. Потолок был низкий, пахло сыростью. Кнопп зажег фонарик, толкнул ногой тяжелую дверь. Они очутились в небольшой комнате, убранство которой указывало, что в ней живет религиозное лицо. По обитым досками стенам были развешены иконы. В углу на столике горели два подсвечника. На широком диване, связанный по рукам и ногам, почти голый, лежал Руммель. На кресле, откинув голову назад, также связанный храпел Бах. Картинка жуткая. Не до юмора.

– Вот, полюбуйся на своих собратьев, – сказал Кнопп. – Спят, как кролики, бери их голыми руками. Ну что это за солдаты? Будем докладывать или как?

– Только фельдфебелю, – сказал Эрих. – Пусть он принимает решение.

Ему стало жалко парней. В принципе они не такие уж плохие. Ну, любили поесть, любили выпить, но всегда делились добытым, могли позубоскалить, в солдатской среде это норма.

– Ты пойми, – сказал Кнопп, – из-за них я подвергал риску своих парней. Дорогое удовольствие. Их надо наказать.

Первым пришел в себя Руммель. Увидев своих, скатился с дивана. Вид у него был жалкий. В одних трусах, он никак не походил на бравого солдата. Встал на колени, воздел кверху руки и слезно умолял простить его. У него жена и две дочери в Гамбурге, они там под бомбежками. Если потеряют его, потеряют содержание, не надо докладывать…

Бах тоже открыл глаза, свалился с кресла, пытался встать на ноги, но ничего у него не получилось. Эрих мог бы над ними вдоволь поиздеваться. Но не стал. Для них все случившееся будет уроком. Руммель снова подал голос:

– Камрады, не выдавайте! Скажите, что мы попали в засаду, чуть не угодили к партизанам в лапы. А эта Маруся… Я просто не выдержал. А тут еще Вендт подначивал, я первый, ты второй…

Кнопп не выдержал и расхохотался. Ситуация в самом деле становилась комичной.

– Собирайтесь, тут нечего делать. Надо возвращаться. Через пять минут отъезжаем.

Сказал и вышел из подвала.

– Ну-ка, живо, – скомандовал Эрих. – Из-за вас в роте тревогу объявили. А вы тут пьянствуете. Где пристер? – спросил Эрих.

– Он в своем домике, – залепетал Руммель. – Надо взять его с собой, он скажет, откуда дезертиры.

– Эрих, не выдавай нас, просим тебя. Иначе нам несдобровать…

– Черт с ним, с пристером! – выругался Эрих. – Сматываемся отсюда побыстрей. Уезжаем!

Дождь усилился. Во дворе возле двух убитых русских на коленях стоял пристер, он что-то бормотал. На него не обратили внимание. Время поджимало. Возвращались они с тяжелой поклажей. Три мотоцикла натужено гудели, дорогу развезло. Три немецких солдата надели свою форму, привели себя в божеский вид, устроились кое-как сзади. В коляски сунули добытые Вендтом продукты: бутылки с ягодным шнапсом, замотанные в ткань куски сала, ржаной хлеб, банку соленых грибов, связку тонких свечей. Все промокли насквозь. Двум оставшимся в живых русским дезертирам связали руки и на длинной веревке привязали к мотоциклам, они бежали следом.

Фельдфебель был очень недоволен произошедшим, но докладывать наверх не стал. В принципе итогами операции он остался доволен. Узнали точное название деревни, привезли заказанный шнапс, сало, свечи и двух языков. Ну а выпившие, что ж, пусть выспятся. На них напали не дезертиры, нет, а разведчики вражеской армии. Произошла схватка. На подмогу прибыли Кнопп и Ридель. Но наказать Вендта и его напарников, конечно, стоило. За съестным их больше не пошлют.

Позднее, правда, в роте рассказывали анекдот, как Вендт хотел изнасиловать русскую бабу. Он так уговаривал ее, что она согласилась… Но он не смог. Моторчик у него отказал. Ха-ха-ха. Тогда он позвал на помощь своих камрадов. Но девка отказала им! Тогда троица для подъема боевого духа хлебнула шнапса и отправилась к девке. Но та успела сбежать… Горе-искатели приключений!

Эрих улыбался, слушая эти рассказы. Не стал он давать свои разъяснения. На этом все и закончилось.

Отметить день рождения лейтенанта Шмидта не смогли, наутро батальон в составе полка снова снялся с места и двинулся в поход, перебрался южнее, к какому-то селу со смешным названием Чертополох.

11. Кровавый концерт

Наконец-то в батальон привезли горячую пищу. Давно Эрих с таким наслаждением не ел фасолевый суп. Он старательно пережевывал каждую фасолинку, разминал картофель, потом доставал кусочки сосисок, любовался дольками и отправлял их в рот. Жевал и наслаждался покоем. Он сидел, согнувшись крючком на пенечке, вдыхал холодный ноябрьский воздух и думал только о еде. От котелка, о который он грел пальцы, шел пар, изо рта тоже. Суп был бесподобен. Собственно, это был не суп, это был знаменитый немецкий айнтопф – в одном горшке и первое и второе, короче, всего понемножку: фасоли, картофеля, зелени и нарезанных сосисок. Объедение…

Он ел не торопясь, старался не обжечься, обсасывал даже лавровые листочки, прежде чем их выплюнуть, но когда сказали, что в котле еще осталось