Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

и, можно сказать, великое скопидомство, каким отличалось государево, и особенно царицыно хозяйство до последних мелочей. Последний вершок ткани, остаток и обрезок сохранялся и шел в дело или в домовом обиходе, или в дар. В расходных царицыных записках часто встречаются отметки, что тому или другому ее родственному или служащему лицу выдавались именно вершки тканей, золотники шелков и т. п.

Здесь старое хозяйство было верно своему старому, искони вечному Домострою, который учил: «Остатки и обрезки (от кройки тканей и др. предметов) ко всему пригожаются в домовитом деле: поплатить ветчаново тово ж портища или к новому прибавить, или какое-нибудь починить; а остаток и обрезок как выручит; а в торгу устанешь прибираючи в то лицо, в тридорога купишь, а иногда и не приберешь». Этот добрый совет не оставался пустою речью, или одним только поучительным присловьем, а водворялся в действительности, даже и в таком богатом и широком обиходе, каков был обиход царицы. В казне царицы Евдокии Лукьяновны Стрешневых находилось немало коробей и ящиков, именно со всякими остатками и обрезками. Например: «Сундук кипарисной кованой, а в нем шубка бархат червчат, кружево кованое, низано жемчугом, и иная мелочь, камчатые и тафтяные остатки. Коробья лубеная, а в ней остатки и всякое лоскутье бобровое и лисье. И те остатки и лоскутье проданы, для того что излежались. Коробья осиновая, а в нем остатки тафтяные и шелк. Коробья белая, а в ней бобровые и лисьи остатки. И те остатки проданы. Коробка ноугороцкая невелика, с замком с нутреным, а в ней остатки золотные и отласные большие и мелкие. Коробья бела осиновая, а в ней остатки камчатые и тафтяные и пестредилные. Коробья невелика с замком с нутреным, а в ней отласные, да камчатые, да тафтяные мелкие остатки». Множество подобных остатков, обрезков и лоскутьев сохранялось в казне времени Годунова и Шуйского.

Если с такою бережливостью сохранялись мелкие лоскутки, то очень естественно, что целые одежды переживали иной раз не одно поколение. Их береженье главным образом поддерживалось тем обстоятельством, что в то время вовсе не были известны модные покрои платья, которое кроилось по вековечным неизменным образцам, притом из таких тканей, что могло даже через целое столетие вполне отвечать и потребностям, и вкусам тогдашних красавиц, и какой-либо богатый и роскошный летник, сшитый в нач. XVI столетия, например великой княгине Елене Глинской, мог послужить в конце столетия таким же богатым и роскошным нарядом и для царевны Ксении Годуновой, лишь бы пришелся по плечу и в рост[271]. Надо заметить, что Смутное время, или московская Разруха, опустошило царские кладовые до нитки, так что первые царицы XVII столетия должны были делать себе все вновь, снова накоплять свою казну, которая в действительности к концу XVII столетия и наполнилась множеством различных одежд, нашитых разными царицами постепенно в течение столетия.

* * *

Мы уже говорили (т. I, гл. 1), что Светлицею вообще в старинных хоромах называлась более обширная сравнительно с другими и светлая хоромина, которая в домовитом обиходе, и особенно на женской половине, устраивалась по преимуществу для женских рукоделий, была рабочею комнатою[272]. Своим устройством, т.е. большими красными окнами и их количеством, она походила на терем и отличалась от него лишь тем, что ставилась не в самом верхнем ярусе древних хором, т.е. не входила в состав жилого хозяйского Верха, а принадлежала к хороминам нижним и в смысле местоположения, и в смысле своего служебного, рабочего назначения. Впрочем, светлица всегда устраивалась только для чистых работ, и если в иных случаях занимала верхнее помещение, то и называлась теремом, каков, например, в царском дворце XVII столетия был иконный терем, находившийся в верхнем этаже набережной стороны дворца. Сохраняя общее значение светлой, чистой и просторной рабочей комнаты, светлица, конечно, бывала необходимою принадлежностью и для других статей домовитого хозяйства, например, в государевом дворце были особые светлицы на Сытном дворе «у отпуску боярской водки и у винной раздачи в столовое и вечернее кушанье»; на Хлебенном – «у присмотру приказных еств», т.е. которые бывали особо приказываемы, и т.д.[273] Но частное, так сказать, специальное ее значение оставалось по преимуществу за комнатою женских чистых рукоделий, которая и носила название Светлицы по преимуществу.

Сначала в государевом дворце Светлица находилась в деревянных хоромах и всегда обозначала совокупность нескольких рукодельных комнат. В 1625 г. позади дворцовых зданий над Куретными дворцовыми воротами выстроена особая светличная каменная палата, которая посредством крытых и открытых переходов, или галерей, соединялась с постельными хоромами царицы и царевен, а следовательно, и со всем остальным дворцом. Но и в это время подле Светличной палаты были поставлены и еще отдельные деревянные светлицы по той причине, что, вероятно, одной каменной палаты было недостаточно для помещения царицыных рукодельниц. В этих-то зданиях сосредоточивалась вся рукодельная статья царицыной жизни. Здесь постоянно работали более 50 женщин, мужних жен, вдов и девиц – мастериц и учениц, из которых одни занимались белым шитьем, т.е. шитьем всякого белья; другие – золотым, под именем которого разумелось и шелковое шитье, т.е. всякое вышиванье золотом, серебром и шелками. Первые назывались поэтому белыми швеями и белыми мастерицами, вторые – золотыми и золотными мастерицами.

Само собою разумеется, что в царском дворце искусство вышиванья получало самое деятельное и обширное применение и всегда стояло на высшей степени своего совершенства, всегда славилось и лучшими во всей стране искусницами шитья, и лучшими образцами произведений, чему, конечно, очень много способствовали государские дворцовые средства – как в отношении богатства, так и в отношении сосредоточения в своих руках всего лучшего, всего наиболее достойного по искусству и наиболее ценного по материалу. Царицына Светлица была в своем роде такою же художественною школою, какою на половине государя была Иконописная палата и которой Светлица ни в чем не уступала, изображая те же иконы не красками, а шелками с такою тщательностью и отчетливостью, что они и до сих пор заслуживают удивления археологов. Стиль иконописной раскраски, своего рода мозаики, давал полную свободу подражать ему в воспроизведении иконописных ликов такою же мозаикою шелкового шитья, которое притом исполняло свои работы по тем же иконописным переводам, прорисям и образцам с соблюдением не только основных линий, но и колорита раскраски.

Царицына Светлица, таким образом, представляет нам целый особый и забытый мир художнической деятельности, в которой художником является русская женщина, приносившая рядом с мужчиною свой усердный и столько же замечательный труд на возвышение красоты и великолепия Божьего храма.

Начало шелкового и золотого шитья мы должны