Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

об ужасающих жилищных условиях, но не хотели их исправлять, опасаясь только привлечь еще больше мигрантов. Ветхие дома планировалось снести, чтобы вместо них построить прибыльные высотные здания. В начале 1970-х годов иностранные жители и немецкие студенты во франкфуртском Вестенде объединили усилия в забастовке квартиросъемщиков и заняли несколько домов. В подавляющем большинстве суды вынесли решение против съемщиков. В конце концов город пообещал переселить их в другое место. Мигранты, бывшие гражданами, оказались в совершенно иной ситуации. В 1979 году на земле Гессен было построено 1360 квартир для 4200 этнических немцев. От полумиллиона иностранцев он отделался всего лишь 91 квартирой31.

Вот здесь и была темная сторона изобилия. В значительной степени сегрегация была результатом дискриминации. В начале 1970-х годов города ввели законы о зонировании, которые не позволяли мигрантам переезжать в районы, уже “перегруженные” иностранцами, то есть туда, где их было больше 12 % населения; правило не распространялось на итальянцев и других граждан ЕЭС. Это было объявлено стратегией против гетто, но ее основным мотивом была попытка помешать турецким мужчинам привозить с собой своих жен и детей. К концу десятилетия суды объявили такие законы неконституционными, но к тому времени ущерб был уже нанесен: турецкие семьи стали козлами отпущения, ответственными за сокращение детских пособий, социального жилья и других государственных услуг в трудные времена.

В появлении параллельных обществ не было ничего неизбежного. Правда, первые годы не были свободны от предрассудков и неприязни. На заводе Volkswagen в 1962 году происходили драки, когда итальянские рабочие начали танцевать с немецкими женщинами. Шесть лет спустя, после перестрелки возле бара в Аугсбурге, в которой погиб один итальянец, во многих ресторанах вывесили таблички “Гастарбайтерам вход воспрещен”. Эта практика была признана законной высшим судом Баварии на том основании, что гастарбайтеры не были подлинной частью населения и что это правило не распространялось на других иностранцев32.

Задним числом кажется поразительным, как много взаимодействия и доброй воли было между хозяевами и гостями в первые годы. Наряду с покровительственной добротой и любопытством были и попытки инклюзивности. Газеты хвалили итальянских мигрантов за то, что те привнесли немного цвета, темперамента и la dolce vita в серую атмосферу немецких городов; некоторые также изображали их трудолюбивыми, чувствительными и изобретательными. Глава консультационной службы Caritas сравнил их теплоту со скрипкой с ее богатым регистром “драматических, трагических, ликующих [и] плачущих” звуков. В Гамбурге муниципальный поставщик электроэнергии организовал кулинарный клуб со студентами из развивающихся стран, чтобы навести мосты между разными культурами33. Когда Фархунде Тагизаде приехала в провинциальный город Ольденбург из Ирана в 1962 году, ее пожилая хозяйка пригласила ее выпить кофе с тортом и сыграть в карты с ее друзьями34. Эвсер Ю., турчанка, приехавшая в Германию четыре года спустя, вспоминает, как женщины-коллеги сразу же подошли к ней в столовой. Они “показали нам все”. “Через месяц они уже приглашали нас к себе домой каждые выходные”. “Возможно, – размышляла она, – это потому, что мы были первыми турками”35.

Как показали опросы, мнения всегда разделялись. Но те же исследования показывают, что отношение к гастарбайтерам становилось более гостеприимным и чутким в годы, предшествовавшие прекращению найма иностранцев в 1973 году. В 1964 году немцы почти поровну разделились на тех, кто считал, что с гастарбайтерами “дела идут достаточно хорошо” (36 %), тех, кто видел “серьезную проблему” (32 %), и тех, кто не определился (32 %). К 1972 году положительное мнение высказывали уже 46 %. Во всех ключевых категориях – трудолюбие, отзывчивость, дружелюбие, вежливость и бережливость – у немцев в 1972 году сложился более позитивный образ своих иностранных соседей, чем восемь лет назад, несмотря на их растущую численность36. Даже в небольшом городке Грене в Нижней Саксонии только 9 % считали, что мигрантам следует покинуть Германию. Две трети высказались за интеграцию, но только если иностранцы согласны жить так же, как и местные. Половина жителей не перемолвилась ни единым словом со своими португальскими, итальянскими и турецкими соседями37. В свою очередь, экономия не позволяла многим мигрантам участвовать в повседневной жизни и досуге.

В тот момент, когда государство закрыло ворота, в гражданском обществе открылось новое видение: мультикультурализм. В частности, церкви и органы социального обеспечения достаточно рано осознали, что возникает новая, многоэтническая Германия. В горнодобывающем секторе компании открыли молитвенные комнаты для рабочих-мусульман и посылали им поздравления по религиозным праздникам; Deutsche Bahn (Немецкие железные дороги) ввела молитвенные вагоны. В 1965 году Кёльнский собор открыл свои двери для турок Кёльна, чтобы те могли отпраздновать Рамадан38.

Немногие слова цитировались так широко в дебатах о миграции, как слова швейцарского писателя Макса Фриша: “…мы призывали рабочих, а вместо них прибыли люди”. Их он написал для предисловия к книге 1965 года об итальянских рабочих в Швейцарии, где действовала строгая система ротации. Фактически почти такие же взгляды на пару лет раньше уже высказывали католические Caritas и протестантские благотворительные организации39.

Иностранцы выделялись, по словам Caritas, потому что немецкое общество стояло “перед ними, как стена”. Они тоже были людьми с человеческими потребностями и желаниями. Дальний сосед теперь “жил и работал среди нас”. То, что они приехали “добровольно”, оставалось “пустой фразой, если только она не наполнялась человеческим духом”40. Поразительно, говорил оратор на заседании Всемирного совета церквей в 1963 году, что греков до сих пор называют словом Fremdarbeiter, несущим отголоски нацистской эпохи. Он призвал местные общины проявить некоторый интерес к культуре Греции и вспомнить “чудовищные дела”, которые немцы творили там во время оккупации. Он также был недоволен термином Betreuung, который делал иностранных рабочих объектами под присмотром – в конце концов, “даже гестапо говорило, что оно betreute [присматривало] за евреями”. Вместо этого общины должны относиться к ним как к “партнерам”: “…их отличия следует признать и смириться с ними, даже если это потребует от нас некоторой адаптации”41. Большее взаимопонимание и уважение принесут пользу обеим сторонам, помогая вновь прибывшим обосноваться, а немцам расширить кругозор и научиться симпатии к другим.

Некоторые могут вернуться к себе на родину, сообщало Caritas Федеральному министерству труда в 1966 году, но “многие” останутся. Необходимо было рассмотреть возможность их “вероятной натурализации”42. Caritas напоминала своим помощникам о сказанном в книге Левит (19:34): “…пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской”. С ними следует обращаться как с “согражданами”, а не как с “гастарбайтерами”43.

Жизнь вместе и порознь

В 1970 году Общество христианско-еврейского