Тайна смуты - Сергей Анатольевич Смирнов
Тайна смуты читать книгу онлайн
1608 год. Явился на Сечь молодой козак Тарас Палийко. Вроде обыкновенный парень, но глуповат немного. Умный был бы рад, что ему родня дарит вороного скакуна, а Тарасу всего дороже кобылка Серка, которая, хоть и резвая, «на сивую собаку» больше похожа.
Да и мечты у Тараса глупые, не козацкие. Козак должен мечтать о славном походе, чтобы удаль проявить и богатую добычу взять, а Тарас витает в облаках да видит в мечтах лик девы-ангела.
Но простакам везёт: достанутся на долю Тараса такие приключения, что всем удалым козакам на зависть. Скоро отправляться ему в дальний путь, потому что в Москве – смута. Как круги по воде от брошенного камня, пошло волнение по всей Руси и окрестностям. Докатилось и до Сечи…
Внезапно Заруцкий развернулся к столу всем своим большим телом, так что седалище под ним затрещало, а прищурился он на кошевого так густо, что у Совы всю душу насквозь защипало. А как грохнул пришлый чарку на стол печатью, так Сова тотчас уразумел, что тот принял наконец самое опасное решение и сподобил его на то древний жидовский воевода Исус Навин, сильный и солнце остановить.
– А нет ли у тебя, Тихон Иваныч, такого прыткого и верного делу вестового, коего шинок в пути не остановит? – вопросил Заруцкий.
– Как нет? Есть! – отвечал Сова. – Вот тот самый белявчик, коего ты последним и окропил.
– Сей-то шпендик?! – изумился Заруцкий. – Смеёшься надо мной, Сова!
– А ты, Иван Мартыныч, наружностью не обманывайся, ты послушай, что скажу, – с изрядной таинственностью отвечал Сова и стал рассказывать про чудесные способности Тараса.
Только про его замирания не заикнулся, ибо, будучи мудр, воспользовался мудростью древнего ерусалимского старца Гамалиила: мол, ежели Богу дело, замышленное пришлым, угодно, так всегда доберётся Тарас хоть в самое пекло, а ежели не угодно, так замрёт, а дальше – будь что будет.
– Тогда давай его сюда. Поглядим, что за чудо-вывертыш, на слух-то не слишком верится, – покивал с удивлением, но обнаружил сомнение Заруцкий.
Кликнули Тараса. Тот пришёл, поклонился и стал смотреть на Заруцкого. Пришлый нравился Тарасу статью, но более всего восхитили Тараса татарские сапоги донца (а тот надел праздничные, ведь ходовые, провонявшие дёгтем снаружи и внутри, пришлось скинуть) – с загнутыми носами, с красными да синими узорами и замысловатыми шовчиками.
– Ты, бают, шустрый, – сказал ему Заруцкий. – Вот я тебя сейчас буду нагайкой доставать, а ты виляй, уворачивайся.
– А то чем провинился-то, пане? – смиренно вопросил Тарас, видя, как Заруцкий вытягивает нагайку из своего сапога ханской выделки.
Заруцкий, ещё не разогнувшись, даже оцепенел на миг от такой простоты.
– Да то не наказание, а испытание дела ради, – объяснил без усмешки Сова. – Как уж бывало, знаешь.
Встал Заруцкий, развернулся – да и пошёл хлестать воздуси нагайкой… да Тараса только и видел. Тот в тыл его ускользал чудесно.
– Покажись, зараза! – взревел Заруцкий, уже потея.
– То можно, пане, – мирно отвечал Тарас, будто не его казак, а он сам испытывал грозного донского казака силу и терпение.
И стал мелькать мимо нагайки прямо перед Заруцким.
Грохоту прибавилось. Заруцкий, свирепея, уже не замечал, как раскидывает лавки. Половицы трещали.
Сова до боли щёк и скул сдерживал ухмылки.
– Ну, будя! – вдруг властно, истинно по-кошевому крикнул он. – Довольно! Избу разнесёшь, Иван Мартыныч! Хуже пушки!
Заруцкий как будто рад был тому, что его остановили. Дышал загнанным жеребцом, разве пену не пускал.
А Тарас даже ни разу не провёл рукавом по лбу.
– Теперь веришь? – уважительно к обоим вопросил Сова.
Заруцкий сел, как упал, доламывая скамью.
– Годен, – признал он, возвращая нагайку в сапожные «ножны».
Он ещё раз пристально вгляделся в Тараса, гордости и насмешки над собой, Заруцким, не высмотрел, довольно кивнул и рёк:
– Ну, выйди, шустрый молодчина, постой за дверью.
Вскоре снова позван был Тарас.
Теперь Заруцкий смотрел на него совсем по-иному: со всем расположением, на какое был способен. Тарас и от такого взгляда не возгордился.
– Раз тебя сам кошевой объявил шнырём исключительным, – сказал Заруцкий, – значит, я тебя объявляю не только боярским, но, бери выше, царским вестовым. Смекаешь?
– Таковым не бывал, пане, не знаю, – ответствовал Тарас.
– А тут и знать нечего, коли дорогу держать умеешь. Вот сие послание доставь живо самому государю Димитрию Ивановичу на Москву, в Тушино.
– Так я той дороги как раз и не знаю, пан боярин.
– О том не тебе волноваться. Покажут и направят прямиком. Да и защитят в дороге. Куда спрячешь?
И Заруцкий протянул Тарасу маленькое, свернутое в трубочку и уже скреплённое личной печатью послание.
– Так в сапог или же в пояс, он у меня длинен, – отвечал Тарас. – Да такую важность хорошо бы прямо в ладанку упрятать, да мала она у меня.
И он вытащил из-под рубахи свою нательную ладанку.
– Нательный кошель дам, береги аки зеницу ока, козак, – сугубо доверительно сказал Заруцкий. – А ещё навостри ухо.
И Заруцкий склонился со своей вышины вполовину, прямо к уху Тараса:
– А царице самой, Марине Юрьевне, передашь по памяти такие слова: «Малина в лесу давно поспела, пора прямо в рот сбирать». Запомнил? Повтори, не горланя, и мне в ухо.
Тарас повторил в широкое ухо донца и так же тихо прибавил:
– Да как же я ее опознаю, царицу-то? В лицо не видал.
Умилился Заруцкий и, разогнувшись, заговорил уже громко:
– Опознаешь, она тебе очи слепить будет… А не опознаешь, спросишь у Рахмета. Да не такой же ты дурак на вид.
– Да разве меня она подпустит к своему уху, царица-то? – вопросил Тарас без робости.
– Вот то уже дельный вопрос, хвалю, – кивнул Заруцкий. – В первую голову послание дело сделает: государь тебя при себе на день-другой оставит. – И снова заговорил, если не на ухо Тарасу, то все же очень тихо: – А царица всегда при нём. Вот тут твоя прыть и пригодится. На неё, твою прыть, я сам, боярин государев, и надеюсь. Те слова должна услышать только она сама – и более никто. Даже государь не должен их слышать, ибо не он меня о малине и просил. Скажешь царице слова, имени моего не называя. Так, будто сам о малине подумал вслух. Успеешь в деле – в тот же день, как приду на Москву, есаулом тебя при себе сделаю.
– Благодарю, пан боярин, – поклонился Тарас.
– Дороги не бойся, – продолжал уже в голос рисковый казак Иван Заруцкий. – Я с тобой тридцать моих касимовских татар пошлю вместе с Рахметом. Оберегут.
– Так, может, ему и пернач дать, коли честь такая? – хитро ухмыльнулся Сова, удивляясь и вправду возвышению белявчика.
– Дай, коль не жалко, – через плечо бросил Заруцкий.
А отправив от себя Тараса, вызвал Рахмета. Пришёл татарский сотник, широко ухмыляясь всему наперёд. Наказал ему Заруцкий, что делать, а на конец добавил тем же спокойно-повелительным словом:
– А как скажет он тебе, что передал не только из рук, а главное, из уст, так – чтобы тотчас пропал он без следа.
И Заруцкий провел перстом по горлу.
– Если соврёт?.. – прищурился и татарин.
– Этот не соврёт. Сам увидишь. Эшлэ[14]!
