Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс

у своих, но и чужие ищут помощи у своих в трудные моменты жизни – так в чём же разница? Почему мы уверены, что наши «свои» безусловно превосходят «чужих»? Разве мы настолько совершенны, что все остальные люди – прах под нашими ногами?

А может быть, в глубине души мы сознаем свое несовершенство, и от этого злимся на тех, кто не похож на нас, кто способен превзойти нас в чем-либо? Может быть, ненависть – это просто слабость, которую мы хотим скрыть? Или это болезнь, поражающая мозг человека и заставляющая совершать безумные поступки?..

– Я вынужден снова возразить вам, мессир рыцарь, – прервал его монах, приподняв руку и как бы извиняясь. – Не говоря о том, что вы умаляете нашу религию, – единственно правильную, свет Божьей истины, – вы упускаете из виду важную вещь: не мы, а они захватили землю Спасителя нашего, надругались над нашими святынями, притесняли наших единоверцев. Мы должны были воевать во имя защиты всего этого!

– Как вы разгорячились – чего доброго, и меня причислите к «чужим»! – рассмеялся Робер. – Спаси меня Господь умалять христианскую религию, которую я исповедую и за которую готов отдать жизнь! Не забывайте, что и я был среди тех, кто с восторгом слушал папу и горел желанием отмщения. Да разве же я оправдываю наших противников? Они – люди, а значит, и они не без греха. Впрочем, они ведают, что такое грех, и вовсе не так далеки от Бога, как утверждал его святейшество.

– По-вашему, и ходить туда не следовало? – Фредегариус не смог сдержать иронию.

– Надо было навести порядок в своем доме, а после этого мы стали бы так сильны, что никто не посмел бы обижать нас, нашу религию и наших братьев во Христе, – проговорил Робер, прищурившись и быстро взглянув из-под опущенных век на монаха.

– Но была священная миссия Петра Пустынника, а ему сам Спаситель предписал поход против иноверцев, – Фредегариус для пущей убедительности поднял глаза к небу и перекрестился. – Таким образом, отвергая безусловное превосходство религиозной идеи этого похода над всеми прочими, вы не соглашаетесь с Господом нашим.

– Пётр Пустынник? – переспросил Робер. – Что же, давайте вспомним и о нём.

* * *

– Пётр Пустынник… – повторил Робер в задумчивости. – Я видел Петра Пустынника три раза…

– Вы видели его?! – воскликнул Фредегариус с величайшим благоговением, удивленно и недоверчиво глядя на Робера.

– Да, а почему вы так удивлены? – спросил Робер и в глазах его вспыхнули весёлые искорки. – Мы жили с ним в одно время, в одной и той же стране, бывали в одних и тех же местах. Это для вас он легендарная личность, вроде Иисуса Навина, остановившего Солнце, а для меня – один из многих людей, промелькнувших на моем жизненном пути. Скажу вам больше: первая встреча с ним не произвела на меня впечатления, вторая оставила неприятный осадок, а третья вызвала жалость и презрение.

– Встречи с Петром Пустынником оставили в вас неприятный осадок и вызвали жалость и презрение? – недоверчиво проговорил Фредегариус.

– А вы послушайте… Первый раз я увидел его на площади, когда папа выступил со своей пламенной речью. Я был там с товарищами, и кто-то из них указал мне на жалкого человека, небольшого роста, стоявшего невдалеке от нас. Оборванный, грязный, в грубой сутане, он раскачивался и потрясал кулаками, бормоча что-то и вздымая глаза к небу.

Когда папа замолчал, сотни людей бросились к его святейшеству, дабы возблагодарить за сказанную речь и изъявить полное согласие с его словами; в их числе был и я с моими приятелями. Возвращаясь, мы заметили всё того же оборванного человека, который так же, как прежде, раскачивался и бормотал, но теперь его можно было услышать. «Спаситель ведет нас!.. Так хочет Бог!.. Врата рая, врата рая…» – непрерывно говорил он.

– Кто это? – поинтересовался я у своих друзей.

– Рыцарь, – ответили мне.

– Как так?

– Бывший рыцарь, – со смехом уточнил мой приятель, – а ныне отшельник. Разве ты не слышал о нём? Его прозвали Петром Пустынником, да, видно, надоело ему жить в пустыне. Ходил в паломничество на Святую землю: посмотри, какой он загорелый.

– Чему же ты смеешься?

– А он странный, – вмешался другой мой товарищ, – и совсем не похож на святого человека: раздражительный, вспыльчивый и, по-моему, одержимый.

– Но чернь принимает его за святого, – возразил мой третий товарищ. – Он умеет находить общий язык с простонародьем, и этого Петра слушают, открыв рот.

– Бог ему судья. Мало ли сейчас проповедников, утверждающих, что им дано откровение божье, – беспечно отозвался я. – Однако, как хорошо говорил его святейшество!.. К августу следующего года соберутся рыцари, бароны, графы и князья – и в поход, в поход!

– В поход! Отомстим за наши святыни, освободим Святую землю! – отозвались мои молодые друзья.

Так состоялось мое знакомство с Петром. Тогда, на площади, на него едва ли кто-нибудь обратил внимание, кроме меня и моих товарищей. На него мало внимания обращали и впредь люди благородного сословия, но зато чернь, действительно, была от него без ума.

* * *

– Святейший папа удостоил Петра личной аудиенции и благословил на освобождение Гроба Господня, – как бы между прочим сказал монах.

– Вы уверены в этом? Я – нет. Но если даже так оно и было, папа в то время благословил бы любого, кто поддержал его призыв. Политика, святой отец, неразборчива в средствах и оценивает человека исключительно по его полезности в данный момент, – глубокомысленно изрёк Робер. – Однако, я не буду давать своих оценок, а расскажу лучше о второй встрече с Петром Пустынником. Она произошла в небольшом городке, вскоре после достопамятного Собора, на котором выступил его святейшество. Мы с друзьями застряли в этом городке на обратном дороге, не имея средств для дальнейшего движения и ожидая денежного подкрепления.

Был пасмурный осенний день, лил холодный дождь, но около старой покосившейся церквушки собрались все городские жители и прибывшие из окрестных деревень крестьяне. Люди стояли в страшной тесноте; они закрывались от дождя рогожами, мешками, холщовыми накидками, и казалось, что здесь находится одно большое серое, живое существо, дышащее паром и готовое повиноваться приказу своего хозяина. Этим хозяином был Пётр: он обращался к толпе с простыми, понятными, возбуждающими её чувства словами, – он говорил именно то, что от него хотели услышать. Произнося речь, он как бы воспламенялся от собственного голоса. Он рыдал, когда рассказывал о страданиях христиан в Святой земле; его голос наливался яростью, когда он призывал отомстить неверным.

Он рассказывал, как отправился в паломничество в Иерусалим и, вынеся в пути неимоверные лишения и жестокие