Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

пожара – вплоть до того, чтобы построить дом заново. По словам Достоевского, все тогда подписывали подобные безумные договоры, видимо, не рассчитывая на то, что такое условие будет выполнено. Но когда писатель понял, что едва ли сможет выполнить условие о написании нового текста к 1 ноября, издатель оказался непреклонен.

Я думал откупиться от Стелловского деньгами, заплатив неустойку, но он не хочет. Прошу у него на три месяца отсрочки – не хочет <…> ему выгоднее не соглашаться на отсрочку и неустойку, потому что тогда все, что я ни напишу впоследствии, будет его.

Стелловский был в курсе двух обстоятельств: 1) Достоевский был нездоров, и регулярные эпилептические припадки сильно сбивали темп его работы; 2) одновременно с этим у писателя было обязательство перед журналом «Русский вестник», где печатались главы «Преступления и наказания». На основе этого Стелловский жестоко, но рационально рассудил, что Федор Михайлович ну никак не сможет в короткие сроки закончить сразу два романа, и, скорее всего, недописанным окажется как раз тот, что он пообещал Стелловскому (будущий «Игрок»).

«Преступление и наказание» действительно перетягивало к себе силы и время: Достоевский понимал, что работает над по-настоящему знаковой вещью, и первые опубликованные главы пользовались большой популярностью. Если бы не обязательства перед Стелловским, ему было бы абсолютно не до «Игрока»… Но написать этот роман было необходимо и сделать это нужно было срочно – иначе Федора Михайловича ждала долговая тюрьма и нищета.

В сущности, Стелловский стал для Достоевского тем же, кем Эйрик Кровавая Секира стал для Эгиля Скаллагримссона, Ким Чен Ир – для Син Сан Ока, а Василий Василевский – для Роберта Штильмарка. В жизни Достоевского случалось много финансовых затруднений, но именно осенью 1866 года он должен был писать именно что из-под палки.

Позже, уже в 1870-х, Достоевский долгое время судился со Стелловским, пытаясь взыскать с того неустойку уже за нарушение договора со стороны издателя. Но в итоге писателю пришлось «довольствоваться» смертью Стелловского в 1875 году, причем на момент смерти предприниматель находился на лечении в психиатрической лечебнице. В своих заметках Достоевский прокомментировал это событие следующим образом:

«Этот замечательный литературный промышленник кончил тем, что сошел с ума и умер».

Коварство и цинизм Стелловского не подлежат сомнению. Согласитесь, мир был бы лучше, если бы мы пореже сталкивались с такими личностями… Или нет? История не терпит сослагательного наклонения, но вот веселая и непринужденная игра в бисер его очень даже любит.

Не попадись Достоевскому злополучный Карабас-Стелловский, ему не нужен был бы никакой «Игрок», и он писал бы себе «Преступление и наказание» – но кто его знает, каким в итоге получился бы роман о Раскольникове?

А главное, перед Федором Михайловичем не стояла бы задача написать «Игрока» за те самые 26 дней осенью 1866-го – и к нему не пришла бы 20-летняя стенографка Анна Сниткина (мы ведь помним, что никогда прежде он к подобной помощи не прибегал – и, судя по всему, не планировал). Не случилось бы их брака, писатель мог бы так и не вырулить из своего вечно отчаянного положения. Все-таки одно дело быть мрачноватым человеком, страдающим от эпилепсии, и совсем другое – вдобавок к этому иметь постоянные огромные долги, жуткую рулеточную зависимость… И быть одиноким вдовцом.

Так вышло, что великие годы Достоевского, его самые главные произведения, входящие в сокровищницу мировой культуры, – все это возникло не только благодаря его таланту, а во многом стало следствием двух случайных встреч в середине 1860-х: со зловещим эксплуататором Стелловским и с трудолюбивой и кроткой «Бетти» Анной Григорьевной Сниткиной.

Фундаментальные поломки рок-н-ролла

Очень автомобильная история

Одна не самая удачная поездка на автомобиле привела к тому, что в песне об автомобиле гитара звучит похоже на мотор автомобиля – а это стало ключевым событием на пути формирования рок-н-ролла, изначально максимально автомобильной музыки.

Мой любимый сайт Rate Your Music коротко определяет рок-н-ролл как стиль, «разработанный в США, популяризированный в 1950-х и отличающийся блюзовыми гаммами, попсовыми структурами и сильными ритмами». Да, классический рок-н-ролл можно лаконично охарактеризовать как ускоренный блюз с попсовыми припевами. В 2007 году на московском концерте Чака Берри я наблюдал наглядную иллюстрацию этого: 80-летний титан рок-н-ролла уже не мог играть в изначальном ритме, так что в замедленном ритме его танцевальные хиты превращались в чувственные блюзы.

Впрочем, рок-н-ролл 1950-х неизбежно воспринимается сквозь призму всего, что было дальше. В первую очередь того факта, что в последующие десятилетия он активно эволюционировал в разных направлениях творчества, во многих случаях вовсе растеряв блюзовые корни. Сам факт того, что «рок-н-ролл» – первая ступень в культурной пирамиде под названием «рок», придает ему колоссальное значение. Для меломанов-рокеров такие артисты, как Чак Берри, Бо Диддли и Карл Перкинс, – не столько ускоренные блюзмены, играющие на танцах, сколько первые люди, нашедшие достойное применение электрогитаре.

Рок-н-ролльная экспансия началась с сингла Билла Хейли Rock Around the Clock в 1954 году – а до этого момента гитарный звук был явлением скорее нишевым. Широкая известность поп-экспериментатора Леса Пола была исключением, подтверждающим правило. То ли дело после Rock Around the Clock, когда дерзкий звук электрогитары стал достоянием общественности.

Среди прочего постепенно начали входить в моду манипуляции с электросигналом, в те годы еще почти не применявшиеся к другим инструментам. В 1958 году хитом стал инструментал Rumble гитариста Линка Рэя, который нарочно попортил усилитель для достижения грязного, искаженного звука. Позже будет создано множество гитарных педалей, которые сделают по-всякому вывернутый звук инструмента одной из главных фишек рок-музыки как таковой.

Краеугольная функция рок-н-ролла 1950-х в истории поп-музыки превращает поиски его корней в особенно азартное соревнование. Нечто подобное можно сказать разве что о хип-хопе и джазе, но там жанровые характеристики более конкретны, так что существует более-менее четкий консенсус. Первая джазовая запись – пластинка 1917 года коллектива Original Dixieland Jass Band; первый сингл в жанре хип-хоп – Rapper’s Delight группы Sugarhill Gang. В случае же с рок-н-роллом определение истинных первопроходцев напоминает пресловутый спор греческих городов о статусе «родины Гомера» – кандидатов много, компромисс невозможен.

Затем я нахожу книгу, изданную в Америке в 90-х годах, в которой делается обескураживающий вывод о том, что кандидатом на заветное звание может быть любая из [перечисленных в книге] 50 записей. Наконец, я наткнулся на вебсайт американской радиостанции под названием WFMU, на котором, похоже, утверждается, что первой рок-н-ролльной пластинкой было нечто, выпущенное на восковом цилиндре