Случайности в истории культуры. Совпадения и неудачи, открывшие путь к шедеврам - Святослав Алексеевич Иванов

вечер схватил эпилептический припадок, чем жутко напугал Анну Григорьевну. Вскоре они отправились в Европу, где писатель погрузился в пучину своей зависимости от рулетки – хотя уже по «Игроку» вполне ясно, что пагубность этой привычки он вполне осознавал.

Сегодня у нас было утром 20 золотых – это слишком маленький ресурс, ну да что делать, может быть, как-нибудь и подымемся. Федя отправился, а я осталась дома, но он скоро пришел, сказав, что проиграл взятые 5, и просил еще 5; я дала, и осталось 10; он пошел и проиграл и эти 5; взяв еще 5, он воротился и сказал, что и эти проиграл, и просил у меня один золотой. У нас осталось 4. Я дала 1 золотой, Федя пошел, но через ¼ часа воротился, да и где же было держаться с одним золотым. Мы сели обедать очень грустные. После обеда я отправилась на почту, а Федя пошел играть, взяв с собою еще 3. Остался всего только один. Я долго ходила по аллее, поджидая его, но он все не приходил. Наконец пришел и сказал, что эти проиграл, и просил дать ему сейчас же заложить вещи.

Мало того что Федор Михайлович постоянно проигрывал все имевшиеся деньги и закладывал ценные вещи – он постоянно находил этому нелепые оправдания: то его толкали, то болтали у него за спиной, мешая сконцентрироваться, то виной тому была сама Анна Григорьевна. Писатель постоянно раздражался и по другим причинам, регулярно инициируя ссоры: из-за внешнего вида жены, ее слов и поведения. Не говоря уж об эпилептических припадках!

Однако, как считается, молодая жена постепенно нашла управу на самые дурные проявления его характера. В частности, рецептом против рулеточной зависимости оказался не отказ от игры, а… проигрыш. «Бетти» выяснила, что после того, как писатель проигрывал по-крупному, в нем просыпалась творческая энергия, и он принимался за работу над новым текстом. Должно быть, сочинительство было для него тоже своего рода аддикцией.

А раз так, то нужно было позволить ему проиграться в пух и прах. Анна Григорьевна выбрала стратегию непротивления – и она сработала, хотя и только через несколько лет, в 1871 году, когда он написал ей:

Надо мной великое дело совершилось, исчезла гнусная фантазия, мучившая меня почти 10 лет. Десять лет (или, лучше, с смерти брата, когда я был вдруг подавлен долгами) я все мечтал выиграть. Мечтал серьезно, страстно. Теперь же все кончено! Это был вполне последний раз. Веришь ли ты тому, Аня, что у меня теперь руки развязаны; я был связан игрой, и теперь буду об деле думать и не мечтать по целым ночам об игре, как бывало это. А стало быть, дело лучше и скорее пойдет, и Бог благословит! Аня, сохрани мне свое сердце, не возненавидь меня и не разлюби. Теперь, когда я так обновлен – пойдем вместе и я сделаю, что будешь счастлива!

Удивительно или нет, но это обещание он сдержал – и в рулетку больше не играл.

Осилив скоростное написание «Игрока» и вступив в брак с Анной Григорьевной, Федор Михайлович стал явно продуктивнее в работе. В 1866-м он закончил «Преступление и наказание», в 1867–1868-м создал «Идиота», в 1871–1872-м – «Бесов», в 1874–1875-м – «Подростка», в 1878–1880-м – «Братьев Карамазовых». Россыпью промеж ними – «Вечного мужа», «Кроткую», «Сон смешного человека» и множество выпусков журнала «Дневник Писателя».

Все это время его «Бетти» играла огромную роль в его делах – отнюдь не только сочинительских (а она так и оставалась его стенографисткой и переписчицей). Сам писатель и без рулетки был жутким транжирой, да и в целом непрактичным человеком – Анна Григорьевна была тому противоположностью и держала под контролем его доходы и расходы, оберегая его от долгов, преследовавших его в прежние годы.

Итог: в последние 10–15 лет жизни, состоя в своем втором браке, Достоевский обрел финансовую и профессиональную стабильность, создав практически все свои знаковые произведения. Не будет большим преувеличением утверждение, что его знакомство с Анной Григорьевной, в девичестве Сниткиной, и женитьба на ней стали поворотным событием не только в его жизни, но и во всей русской – а то и мировой – литературе XIX века. Еще неизвестно, что стало бы с Достоевским, останься он тем, кем был к началу октября 1866 года.

К тому же было в его жизни еще одно отягчающее обстоятельство, носившее имя Федора Тимофеевича Стелловского.

Стелловский

Стелловский был прежде всего известен как музыкальный издатель: его нотное издательство печатало произведения Глинки, Даргомыжского и многих других русских композиторов середины XIX века. Он владел музыкальными магазинами, скупал маленькие издательства и постоянно расширял свой бизнес, став одним из крупнейших нотоиздателей в стране. Литература была для Федора Тимофеевича дополнительным источником дохода: он издавал и переиздавал Толстого, Достоевского и других, в том числе популярнейшего авантюрного романиста Всеволода Крестовского. Кроме того, Стелловский издавал ряд журналов и газет о «музыке, театре и художествах».

Как и многие успешные бизнесмены, Стелловский был большим хитрецом и обходился с творческими людьми не слишком бережно, составляя договоры с невыгодными, чуть ли не грабительскими условиями. Нередко издатель «подстерегал» писателей, композиторов и их наследников в моменты, когда те испытывали финансовые трудности – так что права на коммерчески выгодные произведения часто доставались ему за бесценок. Сам Достоевский писал о нем так:

«Денег у него столько, что он купит всю русскую литературу, если захочет. У того ли человека не быть денег, который всего Глинку купил за 25 целковых»[20].

При первом же упоминании в своей переписке Достоевский охарактеризовал Стелловского как «спекулянта», «довольно плохого человека» и «ровно ничего не понимающего издателя», хотя из этого же письма ясно, что кое в чем Стелловский все-таки понимал. Каким-то образом он уговорил писателя продать ему право на однократное издание всего, что тот прежде написал (что вылилось в четырехтомное собрание сочинений), а также на некое новое произведение, которое еще не было создано.

В контракте нашем была статья, по которой я ему обещаю для его издания приготовить роман, не менее 12 печатных листов, и если не доставлю к 1 ноября 1866 года (последний срок), то волен он, Стелловский, в продолжение девяти лет издавать даром, и как вздумается, все, что я ни напишу безо всякого мне вознаграждения.

Федор Михайлович сравнивает этот пункт договора с кабальными контрактами на аренду квартир, в которых оговаривалось, что жилец возмещает домовладельцу убытки в случае