Степкина правда - Николай Константинович Чаусов

— Не знаю, — процедил атаман и, поворотясь к Яшке, спросил: — Чей это?

— Да их же, Панковичей, — повторил Стриж. — У них самый главный магазин в городе! А всего — пять! Еще и в Кяхте лавки есть…

— Окрестить бы надо, да ладно, — перебил атаман. — Хлипкий больно. — Он чуть дотронулся до плеча мальчика, и тот в испуге отпрянул. — И пуганый. — И атаман, хмыкнув, зашагал восвояси.

Коробка с конфетами к нам не вернулась.

— Ничего, дети, — после некоторого молчания уже смелее сказал мальчик в панаме. — Потом он будет гораздо вежливей. Когда-нибудь я назначу его моим личным телохранителем и оруженосцем. Он будет моим Санчо Пансо. Вы любите военные игры? — закончил он вдруг вопросом.

Еще бы не любить военные игры! Но игры, а не мордобой с «обозниками» или погром своих же знаменских, вроде «мушки». Да разве мало можно было придумать игр, походов и путешествий, если бы не атаман, у которого на уме только грабежи, драки да лазанья по чужим огородам. Но Валентин понял наше молчание по-своему:

— Вам жаль конфет? Это пустяки. Настя! Настя! — закричал он вдруг требовательно и громко.

Дивчина бросила на полпути узел и повернула к нам свое пышущее здоровьем лицо.

— Настя, попроси у мамы еще коробку. Скорей!

Настя кивнула головой, бросила на землю узел и убежала исполнять просьбу. Спустя несколько минут мы все дружно уплетали конфеты, а Валентин деловито рассказывал нам об удивительных игрушках и играх, пока за ним не прибежала и не позвала домой та же краснощекая Настя.

Вечером я рассказал Юре о богатом и добром мальчике, о его конфетах, игрушках и книгах, о том, как он много знает игр, приключений.

— Гидра недобитая, — мрачно произнес брат.

— Гидра? А это кто? — удивился я.

— Ну, паразиты. Вот клопы, например, пользы никому не приносят, а чужую кровь сосут. Так и эти. Откроет такой паразит лавку и торгует. Сам хлеб не сеет, не жнет, полотен не ткет, не красит, а готовенькое скупает да втридорога продает. И богатеет, и напивается, как клоп, чужой крови.

— Клопов давят, — заметил я.

— Правильно, — рассмеялся Юра. — Это ты верно, брат, заметил. И гидру давили, да не всю; как клопы, в щели попрятались.

— А сейчас почему не давят?

— И то правильно, — улыбнулся Юра своими зеленоватыми глазами. — Вот когда вся вылезет, тогда и раздавим. Всю чужую кровь из гадов выдавим и работать заставим. А пока и без них гари да вони много. Вот с интервентами да беляками покончим… Это, брат, поважнее, чем с торговцами воевать. Подожди, построим и мы магазины: советские! Большие! Красивые!.. А с Валентином этим тебе дружить не след. Держись лучше Коли Синицы, Саши Седых. Ясно?

— Ясно, — промолвил я, стараясь понять все, что сказал Юра.

— Ну? Еще что? Мне ведь заниматься надо, — перебил мои мысли Юра, терпеливо ожидая моего нового вопроса.

— А еще вот что: у Сашиного отца воры лодку украли. В прошлом году. А без лодки он рыбу ловить не может…

— И поэтому ты решил снабжать его рыбой? — улыбнулся брат, весело подмигнув мне. — Ну, ну, не будем больше об этом. А вот насчет лодки — это ты верно сказал: без нее рыбаку не ловля, а без рыбы Седовым — голодно. Тут как-то помочь надо бы Саше.

— Факт! — с удовольствием подхватил я, видя, что Юра отнесся к моему сообщению серьезно. — А как?

— А вот на этот вопрос, Коля, должна вам ответить ваша дружба. Настоящая, боевая, мальчишеская крепкая дружба! А у вас ее нет. Ведь вон вас сколько, бездельников! Взяли бы да помогли Саше: к купцам каким-нибудь подрядились, огороды китайцам полоть — вы же не знаете, куда силу свою девать! А вот чтобы поработать…

— И заработать Саше на лодку? — понял я, к чему клонит Юра.

— Верно! — подтвердил брат. — Сами же вы ее не сделаете? Ну ступай, подумай, с товарищами помозгуй. А мне к экзаменам готовиться надо. Рабфак — это тебе не школа, а почти институт!

Я ушел, заряженный Юриной идеей, как пушка. Но где и как можно заработать на лодку? Вот таких бы, как Синица, пацанов двадцать — тогда бы заработали!

Я ходил по комнате из угла в угол, как папа, когда он о чем-нибудь сильно думал, ложился на кровать, закрывал глаза и сосредоточивался — но ничего не придумал. Хоть бы скорей опять пришел Синица. Или Степка…

Бойскауты

Несколько дней подряд в доме Панковичей шла уборка: развешивались картины и шторы, вытрясались огромные красивые ковры и дорожки, передвигалась с места на место мебель. Краснощекая дивчина в косынке носилась из дома во двор и со двора в дом, как белка. Мы даже посмеивались над ней и свистели, а она не обращала на нас никакого внимания и только шугала тех, кто ей вставал на дороге. Иногда выходила во двор и сама Панковичиха. Показывала рабочим, что надо сделать с крыльцом или штакетником, где еще покрасить или побелить, как и где сделать клумбы и посыпать песком, — и уходила. А Валька не появлялся. Атаман уже трижды навещал нас, прохаживался под окнами Панковичей и уходил восвояси. Напрасно Стриж вертелся возле него юлой и подбивал его на новый поход на «мушку» — конфеты пришлись больше по вкусу Коровину, чем хариусы. И совсем редко показывался во дворе второй новенький — Волик. Мы видели его только с помоями, рваными лоскутными палазами[10], которые он усердно тряс за углом своего домика, да с мокрым бельем или коромыслом. Без дела, как мы, Волик не появлялся. Но и этот новенький нас пока так не занимал, как Панковичи и их Валька. И, хотя Юра и называл их «клопами», которых надо давить, я вместе с другими мальчишками часами простаивал у их дома, поражаясь роскоши и богатству наших новых соседей, и ждал Вальку.

И вот Валентин появился.

Еще до этого мы обратили внимание на подкатившую к Панковичам бричку с запряженным в нее тонконогим, белым, как снег, жеребцом. На облучке брички сидел нарядный кучер в черном длинном кафтане и цилиндре. Кучер привязал жеребца к изгороди, а сам ушел в дом и долго не возвращался.

Но вот снова вышел на крыльцо кучер, а за ним, важно вышагивая и держа в руке длинный посох, показался Валентин. На этот раз на нем была широкополая белая шляпа с тоненькой тесемкой под подбородком, болотного цвета безрукавка, синие трусы и новые желтые