Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

сыну удалось сесть на поезд из Штольпа в Берлин (путешествие длиной в 400 километров заняло неделю), а оттуда – в Шверин. В соседнем Кривице, в земле Мекленбург-Передняя Померания, мэр распределил вновь прибывших по соседним деревням. Теперь Марта находилась в советской зоне и впервые за несколько месяцев снова спала в постели. К началу ноября в деревне было около восьмисот таких же беженцев, как и она, и женщина начала беспокоиться о приближающейся зиме. “Когда я думаю о будущем, мой разум останавливается. Как я снова увижу своих родственников? Я так скучаю по мужу… Я ничего о нем не знаю, даже того, жив ли он еще”. Служба розыска Красного Креста тоже не смогла ей помочь. Марта попыталась перебраться в британскую зону, но была остановлена на границе и возвращена обратно. К началу мая 1946 года женщина была в отчаянии: “Мне так хочется умереть, чтобы этим страданиям наконец пришел конец”. Пару недель спустя она написала: “Нам больше нечего есть”. “Мы не можем оставаться здесь, где с нами никто не делится даже картошкой”.

22 мая 1946 года ей и ее сыну с помощью проводника удалось тайком пробраться в санитарный поезд, спрятавшись на тормозной площадке. В пересыльном лагере Марту обработали от вшей, а затем перевели в бывшие казармы в Киле. Месяц спустя она получила разрешение на переезд к родственникам в Билефельд, в Вестфалии. Почти через два года после того, как она покинула Восточную Пруссию, ее бегство подошло к концу – дневник обрывается в 1947 году, и мы не знаем, нашелся ли ее муж. Она больше не увидит свою родину. Марта Цоллингер умерла в Билефельде в 1952 году, ей было всего тридцать семь лет8.

Одиссея Марты Цоллингер напоминает нам о том, что бегство и изгнание были не изолированными событиями, а длительным процессом, включавшим несколько этапов, попытки перехода границы и череду деревень и лагерей, пока наконец не открывалась перспектива нового дома. Хотя жить ей оставалось недолго, Марта и ее сын оказались в числе счастливчиков. Более 100 тысячам жителей Восточной Пруссии выжить не удалось – нацистские фанатики, грезившие об окончательной победе, оставили общины безнадежно неподготовленными. Среди погибших было более 8 тысяч беженцев на транспортном корабле “Вильгельм Густлофф”, потопленном советскими торпедами в Балтийском море 30 января 1945 года. Остальные были депортированы в Сибирь и на Урал. Какая из этих судеб ждала беженца, в немалой степени зависело от места и времени. Более 3 миллионов из 12, как и Марта Цоллингер, отправились в изгнание еще до капитуляции Германии 8 мая 1945 года. На Потсдамской конференции в августе 1945 года союзники решили судьбу оставшегося немецкого населения в Польше, Чехословакии и Венгрии, утвердив план насильственного перемещения. В следующие пять лет оно охватило еще 7,4 миллиона немцев.

Это изгнание было лишь последней главой в серии насильственных перемещений населения, которые усилились с конца XIX века, особенно с массовыми убийствами и изгнанием армян из Турции в 1915 году и принудительным обменом почти 2 миллионов человек из греческого и турецкого меньшинства, предписанным декретом Лозаннской конференции в 1923 году9. После пакта Гитлера – Сталина 1939 года около 250 тысяч немцев были изгнаны из Восточной Польши, Эстонии, Молдовы (Бессарабии) и Буковины. Нацисты, в свою очередь, изгнали 400 тысяч поляков из Вартегау на восток, в оккупированное Generalgouvernement, чтобы освободить место для немецких поселенцев. Целью было в итоге переселить 20 миллионов этнических немцев. Таким образом, для некоторых беженцев высылка после 1945 года была вторым или даже третьим раундом перемещений.

Инженер, который впервые бежал в 1940 году в Верхнюю Силезию, когда Сталин занял Бессарабию, и в конце концов оказался в Штутгарте, указывал пальцем на нацистов и их расовую идеологию, когда летом 1945 года объяснял католической церкви про кризис беженцев10. Однако признание столь длительной истории все же было исключением. Частные и публичные воспоминания большинства изгнанников брали начало в 1944–1946 годах, в их собственной трагедии. Прием, ожидавший их в том, что осталось от Германии, также имел предысторию. Во многих лагерях беженцев, приютивших их, перед этим содержались подневольные рабочие с востока и военнопленные. Местным жителям изгнанные немцы представлялись лишь последней волной прибывших с востока.

Перемещения населения не закончились внезапно с окончанием изгнаний в 1950 году. Позднее у немцев возникнут сложные отношения с иностранными гастарбайтерами и просителями убежища. И еще были почти 3 миллиона немцев, бежавших из ГДР, пока в 1961 году не была возведена Берлинская стена, 250 тысяч человек, которым удалось бежать после этого, и полмиллиона, которые впоследствии уехали легально.

В Потсдаме в августе 1945 года союзники согласились, что любое перемещение населения “должно осуществляться упорядоченным и гуманным образом” и что правительства Чехии, Польши и Венгрии должны пока что “приостановить дальнейшие высылки”. Реальность оказалась жестокой противоположностью этих слов. Первые перемещения весной и летом 1945 года стали известны как “дикие изгнания”, как будто долго сдерживаемое чешским и польским населением желание мести спонтанно взорвалось, обратившись против нацистских членов пятой колонны в их среде. На самом деле, по словам историка Р. М. Дугласа, эти перемещения представляли собой “всплеск массового поощряемого государством карнавала насилия”11. В основном их осуществляла полиция и военизированные формирования при полной поддержке правительств Чехословакии и Польши и молчаливом одобрении союзников. Гнев по поводу преступлений нацистов и местных коллаборационистов – что само по себе понятно – использовался для оправдания программы этнических преследований с целью создания “чистых” государств. Этнических немцев собирали и сажали, без еды и воды, в переполненные поезда, которым могло потребоваться две недели, чтобы добраться до Берлина. В сентябре 1945 года немецкие церкви и Красный Крест представили союзникам список ужасов, включая поход из Троппау в Судетах. В этот поход вышло 2400 человек. Через шесть недель в живых осталось только 140012. В Теплице-над-Метуйи (Векельсдорф) две дюжины женщин, стариков и детей были отправлены маршем к польской границе. Когда поляки отказались их впустить, чешский офицер отвел их в ближайший лес и расстрелял13.

В немецких общинах действительно была пятая колонна, которая приветствовала Гитлера, но изгнание коснулось в равной степени всех немцев, включая даже тех, кто присоединился к Сопротивлению, сражался против Гитлера, или евреев, переживших нацистскую оккупацию, но случайно зарегистрированных как немцы. Антинацистам также было приказано собираться. Решающими стали немецкие корни, а не симпатии к нацистам: так, чешских или польских коллаборационистов не высылали. В отличие от своих националистических лидеров, жители Чехии и Польши часто не хотели, чтобы их немецких соседей забирали: