Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

о ярко выраженном столкновении между конкурирующими принципами социальной справедливости. Печатник не оставлял сомнений в том, что является главным правилом, когда цитировал официальные лозунги: “Как мы сегодня работаем, так мы завтра будем жить”, “Рабочий – центральная фигура!”, “Тот, кто вносит вклад в развитие общества, получает что-то от общества взамен”88. Именно этим принципом эквивалентности руководствовались в 1950-е и 1960-е годы. Напротив, в 1970-х годах режим делал все возможное, чтобы увеличить количество детей и работающих женщин, направляя средства на детские сады и беспроцентные кредиты молодым супружеским парам. При этом следовал противоположному принципу: людей вознаграждали не за то, что они сделали в прошлом, а за то, что они могли бы сделать в будущем. Конфликты по поводу жилья выразили это более глубокое столкновение между конкурирующими идеями справедливости. Обращаясь к молодым, режим терял старых. Поэтому разочарование старых рабочих и коммунистов, посвятивших свою жизнь строительству ГДР, не должно вызывать удивления. Они добросовестно вложились в проект и чувствовали, что пришло время получать проценты. Когда ими пренебрегли, они ощутили себя обманутыми.

Неравный доступ к потребительским товарам добавил еще один уровень несправедливости. Драгоценные западные товары были видимыми маркерами неравенства, особенно в последние два десятилетия существования ГДР, когда режим активно продвигал их продажу, чтобы привлечь твердую валюту. Помимо Intershops и Interhotels, где восточные немцы могли покупать западные товары за западные марки, компания Genex позволяла их западногерманским родственникам заказывать для них телевизоры, автомобили и целые бунгало. На смену “каждому по способностям” пришло “каждому по месту жительства тетушки”, как гласила известная поговорка. Как рассказал Совету министров в 1986 году житель Бранденбурга, во время недавней поездки в Восточный Берлин он несколько раз видел автомобили VW Golf C с номерами ГДР. Сам он очень много работал и тоже хотел такой.

Региональная гордость лишь усиливала чувство несправедливости. Заявитель из Баутцена был разгневан тем, что жители столицы имели привилегированный доступ к автомобилям “фольксваген” и “мазда”, в то время как ему и людям в других местах приходилось ждать вечно. Разве конституция не провозглашает всех граждан равными, спрашивал он. Ему было пятьдесят восемь лет, и он сорок лет работал над строительством страны. “Разве этого недостаточно, чтобы наконец претендовать на вторую, новую машину?”89

На самом деле людей в столице точно так же охватывало чувство несправедливости. К лету 1989 года житель Берлина двенадцать лет терпеливо ждал свой жилой прицеп, когда наткнулся на депо, где стояло несколько моделей Queck 325, готовых к продаже. Мужчине сказали, что он может прямо сейчас забрать один, если выложит 7200 западных марок. Раньше он “хорошо относился к нашему государству”, писал он, “но… в последние пять лет я снова и снова задаюсь одним и тем же вопросом: какой смысл во всей тяжелой работе и сверхурочных, которые мы с женой вложили в общее дело, если в итоге мы можем исполнить наши скромные желания только за иностранную валюту”. Несправедливость нанесла ущерб его самооценке и моральному авторитету как родителя. “Как я могу объяснить своим детям, что сосед сразу получает свою машину, фургон и многое другое, потому что у него есть родственники в Западной Германии, а мне приходится ждать этих вещей по двенадцать или четырнадцать лет?”90

Однако у этой несправедливости были домашние корни, и они уходили в повальный дефицит, характерный для ГДР. Нормирование и списки ожидания порождали постоянные сплетни о людях, которые не стояли в очереди или сумели что-то заполучить благодаря “связям”. Граждане оказались запертыми в зеркальном зале. Повернувшись в одну сторону, они видели блестящую культуру права, увенчанную новым Гражданским кодексом 1975 года, а повернувшись в другую – теневую экономику, которая учила их нарушать правила и лгать, не смущаясь. Различие между добром и злом размылось. Было ли преступлением обменивать продукты, полученные по карточкам, или, быть может, это было проявлением взаимопомощи?

Граждане тщетно ждали ответов от партии. В 1976 году житель Эрфурта прислал в ЦК партии дюжину вырезок из местных газет, где граждане открыто предлагали котлы и радиаторы в обмен на “вартбург”, трехцилиндровый автомобиль среднего размера, на уровень выше “трабанта”. На тот момент официальная очередь ожидания на машину составляла четырнадцать лет. “Здесь явно что-то не так”, – заключал мужчина91. Помимо несправедливого доступа к благам, это означало, что новые здания не будут достроены. Он был не прав. Партия заверила его, что в бартерных сделках как таковых нет ничего противозаконного, хотя, к сожалению, спекуляция иногда все же случается. Те, у кого нет радиаторов, боролись за место в списке ожидания. В 1986 году человек из Карл-Маркс-Штадта написал в Совет министров письмо. Он хотел, чтобы его поданная девять лет назад заявка на “вартбург” была удовлетворена так же быстро, как это было сделано для друга семьи; ему не так повезло92.

Пытаясь выполнить обещания Хонеккера о хорошей жизни, фабрики все быстрее выпускали технику, которая затем так же быстро выходила из строя. Отсутствие запасных частей и плохое обслуживание усугубляли имеющиеся недостатки. К концу 1970-х годов проблема заключалась уже не в том, чтобы заполучить стиральную машину, а в ее ремонте, когда всего через год нагревательный змеевик переставал работать. Только в министерство машиностроения в 1977 году поступило 58 тысяч обращений. Более половины из них касались проблем с приобретением запчастей. Эти недостатки “серьезно подрывают” доверие граждан к режиму, предупредило министерство в своем внутреннем отчете93.

Нехватка товаров усугублялась нехваткой времени. Людям предоставили работу, дом (пусть и ветхий), дешевый хлеб и (с 1970-х годов) место в детском саду для их маленьких детей. Проблема заключалась в том, что во многих случаях все это находилось в разных концах города, что требовало долгих поездок на работу, добирания бегом до школы и организации вылазок в магазины. Именно женщины в конечном счете координировали большую часть этих поездок в дополнение к работе и домашним обязанностям. Попытка починить холодильник или найти пару детской обуви стала той соломинкой, которая сломала спину верблюду. В 1981 году петиционер из Дрездена, пожелавший остаться анонимным, написал Гюнтеру Миттагу, секретарю по экономике Центрального комитета SED. Без сомнения, социализм морально превосходит другие общественные системы, говорилось в письме. Тем не менее весь дефицит сказывается на работницах, которым в итоге приходится использовать отпуск для поиска дефицитных товаров и услуг. Это не только пустая трата времени и ущерб для производительности, это наносит “моральный урон”94.

Было бы ошибкой предполагать, что все просители были либералами, стремившимися к свободе. В 1979 году мужчина из Дессау отправил Вернеру свой Eingabe.