Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

полотенце, полотно основное, 5 полотен тройных гладких, 15 полотен тверских, 30 полок убрусных. В 1633 г. генваря 21-го царица была в своей казне и пожаловала Федору Степановичу Стрешневу (своему дяде и дворецкому) полотно двойное да полотно тройное гладкие; да отставных столбец скатертный, да полотно тройное; да дьяку Сурьянину Тороканову полотно тройное гладкое; да царица выбрала в своей казне на продажу по оценке на 90 р. 10 алт., а денег взято продажею, а не по оценке, 126 руб. 28 алт. 2 ден. В 1640 г. октября 8-го царица «смотрела своей Брейтовской казны», т. е. привезенной из села Брейтова, и оставила у себя в хоромах 50 полок убрусных и т. д.

Иной раз таким же образом царица пересматривала свой гардероб, назначая поношенное или залежавшееся в отставку, именно «в отдачу», т.е. в дар кому-либо из своих родственниц или из своих комнатных, а также на перешивку детям. Родственниц своих царица одевала по большой части если не с собственного плеча, то всегда из своей казны и из своей Мастерской палаты готовым платьем, постройка которого, без сомнения, происходила при ее же непосредственных хлопотах и заботах. Мелкие свидетельства всему этому мы найдем в записках верхового взноса.

В известное время царица принимала доклады о разных делах по ведомству своего Постельного приказа и своего дворцового обихода от дворецкого или от дьяка, а большею частью – чрез своих дворовых боярынь, и преимущественно от боярыни-крайчей. Главные дела касались хозяйского и служебного устройства различных частей царицына обихода и всего ее чина. Она утверждала, конечно, не без совета с государем, определение и увольнение всех служителей своего двора; приказывала те или другие расходы, выдачи, раздачи, покупки, посылки, подачи и т.п. По всему вероятию, ее же решениям подчинялась и ее судимая, или судная, палата, где судился ее царицын чин, когда его дела касались каких-либо дворцовых случаев и обстоятельств, особенно по отношению к каким-либо беспорядкам, производимым во дворце, или, еще важнее, к посягательству нанести беспокойство государеву семейству, какой-либо вред его здоровью или чем-либо оскорбить его. Подобных дел случалось немало вследствие неимоверной дворцовой подозрительности и частых изветов или доносов.

Впрочем, в дневном деле у царицы преобладало всегда дело милосердия, дело помощи бедным, нуждающимся. Мы видели, с какою щедростью раздаваема была царицею милостыня нищим во время богомольных выходов и вообще во время богомольных дней. Но и, кроме нищих, множество бедных людей, преимущественно женщин же, и главным образом из служилого только сословия, пользовались всегдашним доступом к милосердию царицы, подавая ей через дьяка особые челобитные о своих нуждах и приурочивая эту подачу челобитных большею частью к праздничным и особенно к именинным царским дням. По всему вероятию, челобитные читались самой царице. В них вдовы и сироты рассказывали свою горькую нужду и бедственное положение: кто по сиротству шел в монастырь и просил на «постриганье»; кто просто извещал, что «судом Божиим, государыня, нет у меня ни отца, ни матери, вступиться в бедность мою некому»; кто просил окупить с правежу: «Стою я, бедная, в напрасне в 8 рублях на правеже (в долгу), а окупиться мне нечем»; кто писал: «Сговорила я дочеришку свою замуж, а выдать мне на срок после Крещенья в первое воскресенье, а выдать мне нечем», или: «А детишки мои часовники повыучили, а псалтыри купить нечем, прикажи на псалтыри дати, чем тебе, государыня, Бог известит»; или: «Мужа моего убили на вашей службе под Каширою, у Троицы на Белах Песках, за вас, государей, голову положил и кровь пролил. Пожалуй меня, бедную вдову, за мужа моего службу и за кровь, вели меня постричь в свое богомолье, в Вознесенский монастырь; а я стара и увечна и скитаюсь меж двор; чтоб я, бедная, волочась меж двор, не погибла; а я, государыня, нага и боса». Очень часто челобитчики изъясняли только, что скитаются меж двор, помирают голодною смертию, вконец погибают, а поить и кормить, и одеть и обуть некому, роду и племени нет, помощника себе никого не имеют, «окроме Бога и тебя, великой государыни». Иной раз в челобитной какой-либо вдовы излагалось нечто вроде послужного списка, рассказывались подвиги и служба мужа. В 1642 г. февраля 16-го царице была подана между прочими следующая челобитная: «Государыне царице и великой княгине Евдокии Лукьяновне бьет челом бедная и безпомочная вдова, древняя и скорбная, тверитина Камышникова женишко Рудакова Марьица: служил муж мой прежним государем и вам, государем, в сотниках в стрелецких всякие ваши государевы службы, в датцких и в свитцких немцах и в Стекольне был три года и вышел к Москве; а после того был на Низу в Астрахани с головою с Темирем Засецким и на Колуге город ставил, и был на вашей государеве службе четыре года; и как завоевались на Сивере и в сиверском Новегородке в осаде сидел с Михаилом Шейным; и как под Москвою в таборье стояли воровские люди, а муж мой в ту пору на Дедилове сидел в тюрьме, и хотели с башни скинуть, и он ушел к вам, государем, к Москве, а вору креста не целовал; и как под Москвою в Тушине стояли литовские люди и мужа моего выбрали в полк к боярину к князю Михаилу Васильевичу Шуйскому Скопину, и его взяли в полон; и в полону был три месяца, в день ров копал, а на ночь к колку прикован; и из полону ушел. А как ходили с обозом на воровские люди, и мужа моего выбрали в обоз с сотнею, и в обозе его изранили, положили двенадцать ран; и как пошел под Царево Займище боярин князь Дмитрий, и мужа моего послали тут же с сотнею, и его взяли в полон, и был в полону два месяца; и из полону ушел к Москве из Можайска. И как литовские люди Москву разорили и муж мой ушел в Симонов монастырь, и его убили на деле Литовские люди; а вору креста не целовал. И с тех мест и по ся мест, после мужа своего 30 лет скитаюсь меж двор, помираю голодною смертью, нага и боса: помираю голодною смертью; а которые и были у меня сродичи, и те все побиты на вашей государевой службе под Смоленском; надеяться не на кого. Государыня царица и великая княгиня Евдокия Лукьяновна! Пожалуй меня, бедную, дряхлую, скорбную, увечную, для своего государского многолетнего здравия, за службу, за кровь и за осадное сиденье и за полонское терпенье мужа моего и для моей бедности и скорби: вели, государыня, мне дати на одеженко, как тебе, государыня, Бог известит. Государыня, царица, смилуйся, пожалуй!» Помета: 150 г.