Из тьмы. Немцы, 1942–2022 - Франк Трентманн

разработано социальное расписание клубной комнаты с занятиями для любителей карт, шахмат и кино, а также с авторскими чтениями. Просмотр пропагандистского телесериала “Der schwarze Kanal” (“Черный канал”) сопровождался обсуждением. Люди организовали взаимопомощь с обходами для помощи пожилым и больным соседям. А металлолом в своем районе они собирали вместе с пионерами местной начальной школы67.

Лишь немногие товарищества жильцов достигли такого уровня гиперактивности. Для многих жителей ГДР Hausgemeinschaft включал в себя не более чем периодическую уборку и подметание, совместный просмотр телевизора и, возможно, развлечение студентов, приехавших из Вьетнама, за чаем из общественного самовара. Людям больше нравилось одалживать книги и пластинки, чем слушать лекции в какую-нибудь из многочисленных торжественных дат режима; в доме на двадцать квартир в Карл-Маркс-Штадте (ныне Хемниц) в 1976 году на показ слайдов в честь 100-летия со дня рождения Вильгельма Пика, первого президента ГДР, пришли всего три жильца68.

Hausklubs (“домовые клубы”) росли как грибы в 1970-х и 1980-х годах и имели особо важное значение в новых бетонных джунглях на окраинах городов, таких как Дрезден-Пролис с его семнадцатиэтажными сборными домами; за исключением двух школ и клуба филантропической организации Volkssolidarität, в этом пригороде не было ничего, даже бара69. Однако и в этих клубах политика всегда была рядом. Режим сознательно продвигал Hausklubs как пространство для “формирования социалистической морали и этики”. Для Национального фронта, действовавшего на местном уровне, задачей клубов было учить “коммунистическому отношению к труду и общественной собственности, культивировать социалистическое поведение по отношению к согражданам, продвигать социалистическое сознание и социалистическую личность, а также внедрять социалистические нормы совместной жизни”70.

Разумеется, в развитии добрососедских отношений нет ничего плохого. Товарищества жильцов помогали пожилым соседям, столкнувшимся с изоляцией и одиночеством. Помимо общения, они предоставляли пространство для обмена мечтами и разочарованиями. В то же время коллективы могли создавать атмосферу конформизма, которая имела тенденцию подавлять личную свободу.

Дневник Hausgemeinschaft в берлинском районе Фридрихсхайн с 1959 по 1962 год иллюстрирует, как освободительные идеалы шли бок о бок с социальным давлением. В этом доме главными активистами были женщины. Они даже время от времени выпускали информационный бюллетень и верили режиму на слово, что он стремится уравнять женщин с мужчинами. “Способны ли женщины к логическому мышлению?” – спросила одна из женщин с сарказмом. После чего раскритиковала своих соседок за то, что те застряли на низкооплачиваемых должностях вместо того, чтобы получить более высокую квалификацию и больший авторитет, так чтобы работа могла приносить им радость и они помогали строить социализм. Другие жаловались на дефицит и плохое обслуживание в магазинах. Поскольку за покупками ходили по большей части женщины, работающим женщинам было особенно неприятно, когда по вечерам они слышали от продавцов: “У нас все закончилось”. Чтобы изменить это, писали они, женщинам нужно стать функционерами.

Проблема была в том, что не все в их доме были с этим согласны. Фрау Мюллер, например, не ходила на работу, и ни она, ни ее муж не хотели этого менять. Активисты же желали ее перевоспитать.

Однако даже женщинам, занимавшим официальные должности, было нелегко совмещать три сущности – работницы, матери и функционера. Фрау Менер возглавляла секцию NDPD (Национально-демократической партии Германии, основанной в 1948 году для поглощения бывших членов нацистской партии), была членом Национального фронта, работала в местном школьном комитете и посещала вечернюю школу. Она также была секретарем, матерью и женой. Когда в августе 1960 года к ней пришли соседи, чтобы организовать сбор средств в знак солидарности с народом Конго, она им отказала. По ее словам, у нее не было времени. Делегатам товарищества не удалось ее переубедить. В открытом письме активисты рассказали всем жильцам, в чем они видят проблему: если бы муж больше ей помогал, то у нее наверняка нашлось бы время заняться сбором средств. И напомнили им, какие обязанности должны быть в приоритете: “Мы считаем, что каждый должен задать себе вопрос, правильно ли он относится к делу солидарности и готов ли он участвовать в нем финансово и идеологически, подчиняя ему свои личные дела”71.

До самого конца существования ГДР отказ от присоединения к деятельности товарищества мог поставить жильца в затруднительное положение. В 1988 году товарищество дома в Айзенхюттенштадте, близ границы с Польшей, обратилось в местный суд с двумя обвинениями в адрес соседки. Помимо того, что женщина не подметала двор, она неоднократно заявляла, что ее “не волнуют проблемы Hausgemeinschaft и она хочет, чтобы ее оставили в покое”. Женщине напомнили о ее обязанностях и призвали “пересмотреть” свою позицию. К счастью для нее, год спустя стена пала, а вместе с ней и власть товариществ72.

Коллективы и комиссии стремились создавать гармонию и поощрять движение отстающих по направлению к социалистической личности. Иногда трибуналам удавалось достичь настоящего компромисса между спорящими сторонами, и делегаты посещали дома, чтобы проверить, соблюдается ли договор. В то же время судебные разбирательства демонстрируют большое упрямство и фиксацию на том, “что принадлежит мне”, что было полной противоположностью социалистическим заповедям. Жильцы конфликтовали по различным вопросам, от доступа к местам общего пользования до оскорблений словом и действием. В 1970 году в Луккенвальде в Бранденбурге основную часть работы трибунала составляло рассмотрение конфликтов между соседями. Он изо всех сил старался заставить стороны принять “минимум приличия и сотрудничества в соответствии с принципами мирного сосуществования”, но вынужден было признать, что “в большинстве случаев это не удавалось”. Люди были “упрямы” и отказывались идти на уступки, даже после второго или третьего слушания. Особенно упрямыми оказывались пожилые, принципиальные домовладельцы и пьющие жильцы. “Обучение или перевоспитание людей редко удается”. В соседнем Кёнигс-Вустерхаузене в 1983 году четверть всех дел доходила до суда73.

Коллективное давление на рабочем месте – это одно, а разрешение конфликтов в частной сфере – другое. Здесь режим вел две войны, ни в одной из которых не мог победить. Подходя к конфликтам как к проявлениям неразвитости социалистической личности (“мелкобуржуазный индивидуализм”), он превращал их в индивидуальные недостатки, требующие исправления. Именно это придавало режиму моралистическую направленность и делало молодежь особой целью. Существовали комиссии по делам молодежи, в которых насчитывалось не менее 25 тысяч добровольцев, чья работа заключалась в обучении “трудной” молодежи тому, как вести себя в соответствии с “нормами” социалистической жизни (normgerechtes Verhalten) – такими как регулярное посещение работы или школы, участие в жизни коллектива и “прежде всего регулярная личная гигиена”, цитируя отчет 1984 года; невыполнение этих требований помещало человека в категорию “подвергающихся криминальному риску”74. Тем не менее все это часто