Юрий Сергеев - Повести

Зазвонил телефон. Семён поднял трубку, послушал и передал Кондрату:

— Говори, Алдан на проводе.

— А чё говорить-то? — растерянно и неуклюже прижал трубку к обросшему волосами уху. — Ты глянь?! Нюськии голос, совсем рядом! Нюська! Здорово живёшь! А? Да это я, Кондрат, из самой Москвы звоню. Вот тебе и не бреши! Дура, брехню разве можно отцу задавать?

А ишшо культурную корчишь! Да, в гостинице по названью «Москва» проживаю, даже уборная своя под боком, не надо на мороз бегать. Чево-чево? Какие жинсы? Штаны, што ль? Да ты их куда будешь надевать! Спятила? Ребятишки камнями закидают. От, дура!

Я те вот приеду и ремня всыплю по тому месту, куда их надевают. Ничё живем, завтра пойдем к начальству большему. Не-е-е… Штаны эти не куплю. Не сговаривай. Они тебе, как корове седло. Не-е… Моему любимому зятьку и без штан сгодишься, а других кобелей нечево привечать.

Ты ему скажи, зятьку-то, мол, печь у отца дымит, надо перебрать. Он мастер на такие дела. Могёт, и сыщет там золото. Што? Заело? А как отца судить? Эх ты, губошлёпка. До свиданья. Отсель на курорты двину, аж в самый Крым. Не хворай…

Кондрат боязливо положил трубку и ухмыльнулся:

— Штаны ей спонадобились! Видал? Да ишшо какие-то форменные. Если и куплю, то Люське. Эх, парень! А ить Люська в тебя втрескалась, по ей видать. Со мной, правда, не говорила, но не омманешь старика.

Я это приметил ишшо в гостях у Валерьяна. Глянет на тебя и вздохнёт. Аж нутро моё жалостью пронимает. Чем ты иё пробрал, не пойму. Кругом молодых ребят полно, а она к тебе присохла. Не разберёшь этих баб нипочем, чего хотят. Тёмный народ.

— Не надо об этом, Кондрат Фомич. Не надо…

— Раз не надо, так не надо. Дело хозяйское. Только я не супротив, коли што получится. Стать милым для женщины — дело нешутейное, трудное дело. Иные всю жизнь бьются, да так и не могут достичь. Взять, к примеру, меня.

Ведь, окромя ие бабки, никто меня боле так не ждал, не любил. А я стерял все. Дурень! Как там Влас, спит, што ль? Умаялись мы в дороге.

— Спит.

— Ну и слава Богу. Измучил он нас! Хотели отпереться от езды, он, как хлестанёт кулаком по стопу. Силком в самолёт загнал. Ну и характер у мужика! Невпроворот силы…

Семён вернулся в свой номер, попытался что-то писать, но ничего путного не выходило, мысли скакали куда-то в сторону, рвались, как гнилые нитки. Так и уснул с бумажками в руках.

Утром Влас заставил его принять холодный душ. Позавтракали и спустились к старикам. Дверь оказалась открытой. Деды сладко спали.

— Подъё-ё-м! — рыкнул Петров и сдернул со спящих одеяла. — Хватит спать, пора завтракать.

Они неохотно поднялись, умылись и кинулись одеваться.

— Влас, — засомневался Фомич, — одёжка у нас больно худая, к министру срамно итить в такой. Поехали поперва в магазины. Приоденемся.

— Он на приодетых досыта насмотрелся, — усмехнулся Влас, — пусть наяву поглядит старателей. Времени у нас свободного много, завтракайте, и поведу вас в Алмазный фонд.

— Это ишшо к чему алмазы тебе? — поражённо застыл Фомич. — Неужто уйдёшь от золота и примешься их искать? Не балуй, Влас!

— Там самородки золота лежат и украшения царей. На самородки взглянуть нет охоты? Я билеты в министерстве еле достал.

— На самородки можно, — успокоился Кондрат, — надо было Валерьяновых с собой прихватить, тожа положить на память.

— Всё, сдал я в комбинат те самородки, — с сожалением проворчал Петров, — вот министру бы ту шапку на стол!

— Время таких шуточек минуло, — уверенно проговорил Валерьян, — и на самородки смотреть не пойду, я, в своё время, так насмотрелся, что до сих пор не опомнюсь.

— Но, ты же не украл, — посмотрел на него Ковалёв.

— Чего уж теперь кривить душой, — вяло отмахнулся Валерьян, — бес попутал. Жалко мне стало отдавать тот самородок, вот и влип.

К шестнадцати часам подкатили на такси к министерству. Старики притомились от впечатлений, вяло плелись за Ковалёвым и Власом. Петров пожалел, что таскал их по городу, боясь, что раскиснут на приёме и ничего толкового не скажут.

Кто напутал со временем, так и не разобрались. Министр был на заседании коллегии, и туда не пускали. Секретарь, молодой и самоуверенный парень, устало и непреступно повторял: "Нельзя".

Влас подкараулил, когда ученый секретарь выскочил по своим делам из приёмной, и распахнул двери.

— Идите, деды, мы за вами. Коллегия — это фарт!

Когда вернулись в свой номер гостиницы, увидели шикарно накрытый стол.

— Ты глянькось! — удивился Фомич. — Он што, Влас, загодя верил, што отдадут Рябиновый, кушаний понаготовил?

— Конечно, знал, — спокойно ответил Валерьян, — он в этом и не сомневался. С такими козырями, как мы с тобой, грешно проиграть.

На следующий день Ковалёв провожал стариков в Крым. Решили они пораньше ехать туда, посмотреть на море, не по нраву пришелся городской шум. Деды неуютно чувствовали себя в суете аэровокзала, озирались по сторонам. Фомич не унимался:

— Эт куда же столь народу летает кажний день! Хто ж за них работать станет, Сёмка? А в очередь у буфета становятся, есть норовят. Хто ж прокормит этакую прорву бездельников? Не порядок это, под носом у властей — и не страшатся. Совесть хучь бы имели.

— Успокойся, Фомич, — засмеялся Ковалёв, — командированные, отпускники, да мало ли ещё кто тут. Билеты я вам зарегистрировал, сейчас пойдёте в автобус на посадку. Ну, пока, ещё свидимся.

Кондрат крепко пожал ему руку и заглянул в глаза:

— Гляди не пропадай. Дюжеть я к тебе пристрастился. Орондокитское золото энтот очкарик добьёт, а мы все по весне рванем на Такарикан. Не был там?

— Нет.

— Зря, парень, не теряй такую возможность. Там не быть — жизнь не жить. Не прогадай.

Валерьян был хмур и чем-то крепко расстроен, выдавил на прощание подобие улыбки. Отозвал Ковалёва в сторонку:

— Семён Иванович, тебе Влас, наверное, поручит одно дело, со мной связанное, не откажись. Сделай! Может, это успокоит душу.

— А, что за дело?

— Он тебе сам скажет. Не забывай нас, встретимся ещё. Поищем золото, есть у нас ещё силёнки. Если будешь в Алдане, запомни, ключ от моей хаты под порогом. Заходи, как домой.

— До свиданья, — выдавил грустный Семён и вышел из аэровокзала.

Влас продымил комнату сигаретами, опять сидел над бумагами в майке и шлёпанцах на босу ногу.

— Привет, Влас Николаевич…

— Что такой кислый? — поднял голову Петров.

— Так, нет настроения.

— Ты это брось! Настроение — штука бабская. Никак из тебя не сделаю мужика. Собирай чемодан, поехали, — Влас быстро оделся и нетерпеливо заходил по номеру.