Крах атамана - Олег Георгиевич Петров

– Это точно… – протяжно, с тоскливой ноткой в голосе, выдохнул Яшка. – Какая ж гидра многоголовая… Рубишь-рубишь, а откель только новые всё вырастают и вырастают… Тут ты, Батя, прав. Живуч сорняк, тот ещё паразит… Корчевать да корчевать…

– И тебе это, Яша, предстоит. Тебе, тем, кого я учил, тем, кто сейчас, пока мы с тобой тут водочку пьём, идёт тёмной улицей с дозором. Ножа, пули в спину ждёт, а идёт! Идёт, Яша, чтобы людям спалось спокойно, чтобы жизнь, о которой мы все мечтали и за которую бились на фронте, получилась. Пусть не у нас, а у наших детей, но чтобы получилась обязательно!

Барс-Абрамов разлил остатки «чуринской» по стаканам.

– Давай, друг мой боевой, выпьем за тебя, за всех знакомых и незнакомых мне милицейских ребят! За тебя с особенной радостью выпью, потому как очень рад видеть, что не в стороне ты от борьбы за новую и хорошую жизнь…

– Когда же она наступит, Батя?..

Такая тоска услышалась Абрамом Иосифовичем в Яшкином голосе, что жилы внутри дрогнули, чуть не сбился со взятого бодрого тона.

– Не знаю, Яша. Ожесточения в душах людских полно, а веры в доброе товарищество – мало. Только без него – слаб человек. Ну и жизнь, Яша, сам видишь…

– Теперь мы не «буфер», вся Россия с нами!

– А где там на хлебе с маслом сидят, Яша?.. Большая страна – большие проблемы. Царя скинули, богатеев разбили, а нужду победить – многие годы нужны. Мы же, дорогой ты мой, совсем не за то бились, чтобы не было на земле нашей толстосумов. Если человек, Яша, в достатке живёт – ничего плохого в том нет. Другой вопрос – за счёт чего его достаток образовался или за счёт кого. Нельзя, чтобы один на труде многих жировал, сам к труду и ручек не прилагая. Все люди рождаются одинаковыми – голенькими, а не с золотой монеткой во рту. Трудись в полной мере – вот тогда и достаток твой заслуженный. А отобрать у богатого да меж нищими поделить – много ума не надо. Поделили, проели – дальше-то что? Снова искать такого, у которого можно отобрать и поделить? Так это – бандитизм чистейшей воды! И никакого человеческого счастья, никакой человеческой радости в этот нет и быть не может. Счастливая жизнь, Яша, это когда голова о куске хлеба не болит, потому как ты полезным делом занят и оно тебя кормит, и семью твою кормит, детишки не голодают, учатся и тоже к доброму делу навык получают… И что плохого, если живёшь ты в крепком хорошем доме, если на столе у тебя разносолов вдосталь, когда ты это своими руками и своим умом заработал?

– Когда ж такое будет, Батя… – задумчиво протянул Яков. – И жизни не хватит.

– Нашей, наверное, не хватит. Моей-то – уж точно! – засмеялся негромко Абрамов. – А ты у нас – парень молодой, всё ещё впереди.

– И моей не хватит, – Смородников серьёзно глянул бывшему командиру в глаза. – Это – песня долгая. Вона, сколь ещё гаденышей… Полным-полно вражин!

– Самый главный враг, Яша, не с обрезом или «наганом» за углом прячется да на грабёж ночью выходит. Самый главный враг, друже ты мой, друже, в нас самих сидит. Вот, скажи, – Абрамов улыбнулся, глядя на недоумённого Якова, – всегда ли ты и везде по совести поступаешь? Только честно!

– Хм… – Яшка ожесточенно поскрёб в затылке. – Правда твоя, командир… Быват, где-то и кривуна дашь…

– И я о том же, Яша. Не всегда дела и мысли наши одно и то же. А когда каждый…

– Да разве ж такое будет! – воскликнул Смородников.

– Будет, Яша. Нескоро, но когда-нибудь будет. Иначе для чего же человек на свет появился? Родиться – чтобы есть, спать, хитрить друг с другом, выкручивая свой личный интерес, а после помереть? Ты оглянись в человеческую историю, Яша. Как бы там ни было, а идёт человечество вперед. И не только от первобытной дубины к машинам и аэропланам. В головах-то – куда большие изменения происходят! Вчера, чтобы выжить, – один другого этой самой дубиной по башке бил, а сегодня? Сколько замечательных наших товарищей сложили головы за новую, счастливую жизнь! А ведь знали, на что идут. На пули, на пулемёты, на штыки, под шашки и шрапнель! Знали, что погибнут? Знали! А шли! За то, чтобы для других, Яша, – для других, понимаешь?! – эта самая счастливая жизнь приблизилась.

– Да уж… – Смородников зло посмотрел в тёмное окно. – У которых «хата с краю» – те еще гниды! В партизанстве, Батя, ты сам же видел: отобьём деревню, а местные – к бабам своим на печку, мол, чево дальше воевать-то, мы своё отстояли! Ух, суки!.. Да и щас-то не лучше. Вона, обывателя нашего читинского возьми. Под окошком человека грабят, истошным голосом на помощь зовёт, а эта скотина сидит себе за крепкими ставнями и носа не кажет!

– Ну, по сути, корень ты углядел, Яша, хотя, конечно, не все так просто. Безоружным на бандитский ствол переть – не большое геройство. Наоборот, глупость, наверное. А вот когда возможность есть, да просидел в тихом уголочке… То и говорю, что в головах надо многое у каждого из нас поменять. С себя и начинать. Вот та же ленковская шатия-братия… И чего бы они смогли, долго бы гужеванили, когда бы своих людей в милиции не имели?

– Да уж, проникли, гады, в самое сердце!

– А как так вышло, Яша? Почему проникли?

– Гнили и предательства полно…

– Ну а Лукьянов? Честно воевал, уголовного прошлого не имел…

– Купили и трусом оказался!

– Не без этого. Но главное, Яша, думаю в другом. Слабым оказался Лукьянов. Не верил по-настоящему в новую жизнь, только о своем интересе и думал. Убедил себя, что бандиты сильнее, что не справимся мы с ними. Вот и перелез на другую сторону баррикады. То, что себя этим не уберёг – само собой, по-другому и быть не могло… Но главный вред от Лукьянова и других бандитов в милицейском обличье, Яша, в том, что усилили они человеческий страх. Понимаешь? Вот, возьми простого горожанина. Страшит его бандитский разгул? Конечно, страшит. Кто спокойно отнесётся к постоянной опасности быть ограбленным или, того хуже, убитым? И что делать? Вооружаться до зубов и отбиваться от злодеев? Но все ли способны и у всех ли духа на такое хватит?

– Некоторый и от таракана шарахается, – грустно кивнул Яков.

– Вот на то и создается