Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

меня-де, как учили грамоте и меня-де те все воровали.) Боярин Михайло Михайлович Салтыков да князь Димитрей Львов сказали про тое ж речь, что с пятнадцать. Да боярин же Василей Петрович, сверх того, в речах своих прибавил: говорил-де Григорей Облязов Борису: и взять-де тебе того человека да посадить в воду; а Кирило Милюков в речах своих прибавил: говорил-де Григорей Борису: и мать-де ваша того человека любила, о котором ты со мною тяжешся; а Яков Милюков сказал: Григорей Облязов с Борисом Плещеевым шумели, а что они говорили – того он не слыхал, потому что стоял далече, а слышал-де он, Яков, от брата своего Кирила тое речь, что брат его сказывал.

Стольники: князь Юрьи Долгорукой, князь Иван Волконской, Михайло Ладыгин; жильцы: Родивон Костяев, Дмитрей да Яков Горихвостовы, – сказали: в нынешнем во 150 году в Троицын день на Постельном крыльце, как государь прошел от Благовещения Пречистыя Богородице, от обедни, за переграду, – и в то время у переградных дверей Григорей Облязов с Борисом Плещеевым про человека своего бранились, а говорил Григорей Облязов Борису Плещееву: потому-де тебе тот человек надобен, что он учил сестр твоих грамоте. Григорей Порошин сказал: в Троицын день на Постельном крыльце, как государь пошел за переграду, Григорей Облязов с Борисом Плещеевым бранились; и Григорей Борису в брани молвил: быть-де тебе, детина, за письмо в застенке пытану; а Борис Плещеев Григорью встрешно говорил: ты-де вор подпищик; а про Борисовых-де он сестр не слыхал ничего. Боярин князь Петр Александрович Репнин, стольники князь Михайло Пронской, князь Иван Лыков, князь Петр Долгорукой, Лев Измайлов, сказали: в нынешнем-де во 150-м году в Троицын день на Постельном крыльце, как государь прошел от Благовещения Пречистые Богородицы, от обедни, за переграду, – и в то время у переградных дверей Григорей Облязов с Борисом Плещеевым шумели, а что они меж себя в шуму говорили, того они не слыхали, потому что стояли от них далече. Иван Дивов сказал про Григорья Облязова: ему-де сказать нельзя, потому что у него с Григорьем в холопстве тяжба. Князь Алексей Лыков, Василей Колычев сказали: в Троицын день, как государь шол от Благовещения Пречистыя Богородицы от обедни, и они-де в тое пору в городе не были и ничего не слыхали».

Несмотря на челобитные и докуки со стороны вдовы Плещеевой, дело тянулось и не докладывалось государю более года, может быть, по проискам Облязова, подкупившего царского стряпчего Оничкова. Но, видно, Плещеевы нашли случай добиться справедливости. В 1643 г., сентября 14-го, в государеве объезде в с. Покровском стряпчий с ключом Иван Михайлович Оничков по сему делу докладывал. «Государь сего дела слушал и указал: Григорья Дмитреева сына Облязова, за вдовино Аннино Васильевы жены Плещеева с тремя дочерьми с девками, за их бесчестье, бить батоги нещадно, потому: била челом государю вдова Анна Васильева, жена Плещеева, с детьми: в прошлом-де во 150-м году в Троицын день на Постельном крыльце бил челом государю сын ее Борис Плещеев на Григорья Облязова в его, Григорьеве, воровстве, в подписке, о старинном своем крепостном человеке, о Наумке Лужине, – и тот-де Григорей, очищаясь от своего воровства, как Государь в Троицын день шел от обедни от Благовещения Пресвятей Богородице, бил челом государю на него, Бориса, встрешно, и говорил-де он, Григорей, на Постельном крыльце ему, Борису, что будто тот их старинной человек Наумко его, Бориса, и трех сестр его девок учил грамоте и писать, и пременя-де их к тому человеку, он же, Григорей, говорил скверные небылишные позорные слова и тем-де он, Григорей, тех трех девок обесчестил, и государь бы ее пожаловал, велел про те его, Григорьевы, небылишные скверные позорные слова сыскать и по сыску свой государев указ учинить. А на челобитной ее помета думного дьяка Ивана Гавренева: 150-го г. июня в 1 день государь пожаловал велел про то сыскать стряпчему с ключом Ивану Михайловичу Оничкову, и по сыску велел доложить себя, государя. И в сыску бояре и окольничие, и стольники, и стряпчие, и дворяне, и жильцы, по государеву крестному целованью, стряпчему с ключом Ивану Михайловичу Оничкову сказали: во 150-м-де году в Троицын день на Постельном крыльце, как государь прошел от Благовещения Пресвятой Богородицы, от обедни, за переграду, и в то время у переградных дверей Григорей Облязов с Борисом Плещеевым про человека своего бранились, а говорил Григорей Облязов Борису Плещееву: потому-де тебе тот человек надобен, что он учил тебя и сестер твоих грамоте и писать, да и мать-де ваша того человека любила, о котором ты со мною тяжешся; а меня-де (как учили грамоте и меня-де воровало человек с три-пятнадцать). И потому государь указал Григорья Облязова за вдовино Аннино Васильевы жены Плещеева с детьми, за их бесчестье, бить батоги нещадно, чтобы иным вперед воровать было неповадно.

И 152 (1644) г. генваря в 15 день по государеву указу и по докладной выписке перед стряпчим с ключом перед Иваном Михайловичем Оничковым Григорей Облязов за свое воровство, а за вдовино Аннино Васильевы жены Плещеева с детьми бесчестье, в подкледке бит батоги, в одной рубашке, нещадно».

* * *

В 1643 г., 19 апреля, на Красном крыльце шумели и ссорились жильцы Чириковы с Измайловыми, вследствие чего Тимофей Измайлов с детьми 23 апреля подал на Алексея Чирикова и на дядей его челобитную и ссылочную именную роспись людям, которые были свидетелями их ссоры. В челобитной он писал: «Бьет челом холоп твой Тимошка Измайлов с детишками своими с Матюшкою да с Левкою… да с Мишкою да с Петрунькою. В нынешнем, государь, во 151-м году апреля в 19 день на Красном крыльце перед постельными дверьми стояли детишка мои Левка да Олешка; и пришел к дятишкам моим Олексей Пантелеев, сын Чириков, с дядьями своими с Степаном да с Костянтином Чириковы, и детишек моих Левку да Олешку хотели бить, и меня, холопа твоего, и детишек моих бесчестили и всякою лаею неподобною лаяли, и называл Алексей Чириков меня, холопа твоего, и всех нас ворами и изменниками и страдниками, и по Красному Крыльцу за детишками моими гонял; а в те поры, государь, были стольники и дворяне и стряпчие и жильцы и всяких чинов люди, как тот Олексей Чириков меня, холопа твоего, и детишек моих… бесчестил и всякою лаею неподобною лаял, и как он, Олексей, на Красном крыльце с дядьями своими за детишками моими гонял. А что он нас, холопей твоих, называл ворами и изменниками и страдниками, и про то тебе, государь, известно, что дед, и отец мой, и я, холоп твой, и детишка мои при прежних государех и при тебе, государе, нигде в измене не бывали. Милосердый государь, пожалуй нас, холопей своих, вели, государь, про то сыскать стольники и дворяны