Александр Мацкин - Орленев

главным смыслом моей жизни. Я расскажу здесь о том, чему

в ранней юности была свидетельницей и что теперь, обогащенная

* Первая роль Де Сика в труппе Т. Павловой была бессловесной — ла¬

кей в комедии Косоротова «Мечта любви».

опытом и зрелостью души, постараюсь объяснить; буду говорить

правдиво, иногда с иронией, но всегда с глубоким восхищением

и уважением к его искусству».

Татьяна Павлова начинает издалека — с описания детства.

Она родилась в губернском городе на Днепре, в одном из первых

индустриальных центров на Украине, в семье трудовой, но не

знавшей нужды, с устойчивыми нравственными понятиями, но и

с многими предрассудками, свойственными провинциальной среде

полуинтеллигенции-полумещанства тех лет. В числе этих пред¬

рассудков была и неприязнь к театру. Возможно, что родители

Тани Зейтман время от времени посещали театр, но одна мысль,

что их дочь может стать актрисой, приводила их в отчаяние.

А она еще девочкой, в первых классах гимназии, видела свое при¬

звание в театре и устраивала представления сперва сама для себя

в своей комнате, потом с подружками в старом сарае. Дальше со¬

бытия развивались с обычной в таких случаях последователь¬

ностью: образовался школьный кружок любителей, девочки и

мальчики играли уже пьесы не собственного сочинения, а про¬

фессиональных авторов, вместе, когда была возможность, ходили

в театр, обсуждали новые спектакли и ждали, как светлого празд¬

ника, приезда гастролеров. И вот в Екатеринослав приехал Орле-

нев, слава его была велика и попасть на его выступления было

невозможно, но Тане Зейтман повезло, она дружила с сыном вла¬

дельца театра, и он провел ее за кулисы.

«Мы попали на сцену как раз в тот момент, когда она по¬

грузилась в кромешную тьму и ни один звук, кроме шепота, не

достигал моих ушей. Мой друг, знавший все тайны сцены, под¬

вел меня к окну в первой кулисе... Началось действие, окно не¬

ожиданно открылось, я увидела Орленева, он внимательно по¬

смотрел на меня. Я и теперь вижу его глаза. А тогда в моем

юном мозгу пронеслась мысль, что я почему-то привлекла его

внимание. Конечно, это было детское самообольщение, по ходу

сюжета актеру полагалось открыть окно! И все же его взгляд,

обращенный ко мне, был долгим, и в нем была необъяснимая

притягательность. Наступил антракт, меняли декорации, послы¬

шались удары молотков рабочих и их голоса; эти голоса восхи¬

щали меня, хотя они были хриплые и приглушенные. Опять стало

темно, действие продолжалось, я по-прежнему стояла у окна, не¬

подвижная, окаменевшая, в то время как глаза актера часто обра¬

щались ко мне. Я слышала его дыхание, он смотрел на меня,

даже тогда, когда находился па противоположной стороне

сцепы...».

Назавтра с помощью своего преданного друга девушка снова

пробралась за кулисы и храбро направилась к уборной Орле¬

лева. «Дверь была открыта, но он не повернулся, не поздоро¬

вался и устремил на меня через зеркало глаза, которые в ту ми¬

нуту более всего походили на глаза Раскольникова. Я испугалась

этого взгляда и неловким движением опрокинула спиртовку, на

которой нагревались щипцы для завивки. Спиртовка тяжело упала

и загорелся ковер. Орленев не сдвинулся с места. Я растерянно

и неумело пыталась затоптать огонь». Со всех сторон уже сбега¬

лись актеры, и как сквозь сон она услышала их голоса: «Паша!

Паша!.. Это Алла!.. Алла Назимова! Это она!» Татьяна Пав¬

лова пишет, что много лет спустя она встретилась в Венеции

с Назимовой, в ту пору актрисой мировой славы, и не нашла в ней

ни одной общей с собой черты. Но тогда в Екатеринославе не

только актеры из труппы Орленева, но и он сам это сходство уви¬

дел («она страшно напоминала мне Аллу Назимову в какой-то

роли» 20) и после некоторой паузы пригласил ее прийти к нему

завтра в гостиницу, чтобы проверить ее актерские способности.

Свидание в гостинице состоялось в присутствии отца Тани

Зейтман. Орленева, видимо, больше заинтересовал отец де¬

вушки — красивый, подтянутый, высокий,— чем она сама. Ей он

только сказал: «Сними шляпу!» «Подумать только, что шляпа

была лучшим украшением моего туалета, старая шляпа матери,

увенчанная веткой свежей сирени, которую я сорвала в чужом

саду и прикрепила лентой, завязанной великолепным бантом.

Очень взволнованная, я сняла шляпу и, как могла, прочла не¬

сколько стихотворений. Орленев выслушал меня с полным без¬

различием и сказал: «Завтра мы уезжаем в Кременчуг». На этом

наше свидание кончилось. Мы ушли, отец и дочь, каждый по¬

груженный в свои мысли. Отец, я видела это по его лицу, был

счастлив, что я провалилась. Я провела ужасную ночь...».

Ранним утром, вместе с друзьями, тоже завзятыми театра¬

лами, она стояла на улице, ведущей к станции, в ожидании про¬

езда актеров. Вскоре они появились. Орленев, заметив уже зна¬

комую ему.девушку, жестом остановил извозчика и пригласил ее

сесть рядом с собой. «Сейчас,— пишет Павлова,— когда я вспо¬

минаю этот далекий эпизод своей жизни, я спрашиваю себя, как

могла девушка из хорошей семьи, воспитанная добропорядоч¬

ными родителями в страхе божьем, осмелиться на такое, да еще

на глазах подружек. Но это было не легкомыслие и не прихоть,

я действовала безотчетно, моими поступками руководила какая-то

внутренняя сила, которая властвует над нами и ведет нас, как

судьба!» Она села рядом с Орленевым, и он сказал ей тоном, не

допускающим возражений: «Завтра к вам придет от меня чело¬

век, он все объяснит и принесет билет на пароход. Итак, до за¬

втра!» На что она уверенно и твердо ответила: «До завтра!» На

следующий день, притворившись больной, она не пошла в гим¬

назию, собрала самые необходимые вещи и вышла па улицу, где

ее уже поджидал услужливый «небольшой человечек», он прово¬

дил девушку до пристани и посадил на пароход. В Кременчуге

ее встречал администратор труппы Орленева.

В гостинице для нее был приготовлен скромный номер, куда

ей приносили вкусную еду и книги; она запомнила среди прочи¬

танного издания по искусству, открывшие незнакомый ей мир;

особое впечатление на Павлову произвела монография о Леонардо

да Винчи и итальянском Возрождении. Обстановка в провинци¬

альной гостинице была грубо прозаическая, но ей казалось, что

ее окружает тайна: в самом деле, она почти ни с кем не виделась,

даже на улицу выходила редко, Орленев не появлялся, вокруг

мелькали и сразу исчезали какие-то любопытные лица, но она

терпеливо сносила это добровольное заточение. Так продолжа¬

лось до тех пор, пока не явился знакомый администратор и не

сообщил, что ей нужно готовиться к отъезду, вместе со всей труп¬

пой. Ее представили очень старой и очень бодрой актрисе Зве¬

ревой, которая по просьбе Орленева взяла над ней опеку. В прош¬

лом знаменитая исполнительница ролей старух в пьесах Остров¬

ского, она уже жила на покое, когда Орленев пригласил ее на

роль матери Бранда. В других пьесах Зверева занята не была,

«Бранд» шел редко, и она делила свои неограниченные досуги

с Таней Зейтман (вскоре гимназистка из Екатеринослава приду¬

мает себе псевдоним Павлова, явно тем доказывая свою верность

Павлу Орленеву), которая пока что занимала странное положе¬

ние в странствующей труппе — кандидатки в артистки.

Татьяна Павлова вместе с Зверевой «ездила в больших рус¬

ских вагонах, рядом с ней спала в купе и обедала... Как все ста¬

рухи, Зверева мало спала и много говорила, и первая рассказала

мне очень многое об Орленеве. По правде говоря, это были неве¬

селые и не слишком лестные для него рассказы. «Паша — так на¬

зывала она Орленева — сумасшедший, хотя и великий актер, его