Александр Мацкин - Орленев

У него было сердце, умевшее сочувствовать страданию,— он все

свои заработки разделял с болезненной застенчивостью, он и боль¬

ной казался смелым и отважным; от его рассказов бросало

в дрожь нервную, охватывал какой-то ужас. Я задыхался от вол¬

нения» 8. Узнав, что Орленев едет в Америку, Кропоткин напра¬

вил его к своим тамошним друзьям, чтобы они помогли ему на

первых порах гастролей.

Другой русский эмигрант, с которым Орленев встретился

в Лондоне,— В. Г. Чертков, последователь, близкий друг и душе¬

приказчик Толстого; в дневниках Льва Николаевича под датой

6 апреля 1884 года есть о нем такая запись: «Он удивительно од-

ноцентренен со мною». Одноцентренен — это значит всепоглощен,

проникнут, сосредоточенно-отзывчив. За свои выступления в за¬

щиту духоборов Чертков был выслан в Англию, где прожил дол¬

гие годы, не теряя связи с Россией. Выступления русской драма¬

тической труппы в Лондоне его, естественно, заинтересовали, и

он побывал на одном спектакле, познакомился с Орленевым и

пригласил к себе в Брайтон. Павел Николаевич знал, кто такой

Чертков, охотно принял его предложение и вместе с двумя акте¬

рами поехал в «толстовский скит». Сохранилась фотография, на

которой сняты все четверо; она опубликована в книге Орленева.

Сохранилась и его запись в черновиках этой книги: «У Черткова

в толстовском скиту была какая-то гармоничная скука. Для этой

гармоничной скуки понадобилась моя гитара, чтобы эту скуку

прогнать» 9.

Началось с веселых песен, потом пошли стихи и целые сцены

из репертуара актера. Потом опять вернулись к веселью — анек¬

дотам и воспоминаниям. Гостивший у Черткова писатель Семе¬

нов, крестьянскими рассказами которого восхищался Толстой,

был талантлив и в устной речи и живо представил Андреева-Бур-

лака на эстраде и в домашних беседах с Толстым. Орленев считал

себя учеником этого великого актера, и ему тоже было что о нем

вспомнить. Запас смешных, на грани озорства наблюдений у того

и другого казался неиссякаемым. Строгая, несколько церемонная

атмосфера брайтонского дома разрядилась, в игру вступил и сам

хозяин, тоже не обделенный чувством юмора. Орленев и Чертков

пришлись по нраву друг другу. («Мы с ним познакомились и со¬

шлись в Англии»,— писал Чертков Толстому 26 мая 1910 года.)

Как свидетельство этой дружбы я приведу отрывок из письма

Орленева к Черткову, написанного в Нью-Йорке 15 мая 1905 года,

три месяца спустя после их лондонской встречи: «Я никогда не

пишу писем, не умею изложить свои мысли, слишком всегда то¬

роплюсь, и путаюсь, и недоговариваю. Прошу Вас, дорогой на¬

шим сердцам Владимир Григорьевич, разберите Вашей чуткой ду¬

шой мой бессвязный бред и придите моим начинаниям навстречу.

В настоящее время я переживаю многое... Мне приходится раз¬

дваиваться и неистовствовать, никак я не могу собрать себя. По¬

могите мне. Напишите Льву Николаевичу о моем театре, о жела¬

нии принести людям не забаву, а свет. Попросите его окончить

«Христианина» и дать мне с моей труппой в Америке, пока еще

нельзя в родной нашей России. Вы представить не можете, что

Вы этим для меня сделаете. Я жажду работы, жажду хорошей,

светлой, и все, что в душе моей и поет и стонет, мне так хотелось

бы отдать гению Льва Николаевича и высказать со сцены его

правдивым могучим голосом». Далее Орленев пишет, что он и его

товарищи ежедневно вспоминают свое посещение Брайтона и ра¬

дость общения с его обитателями. «В Америке нас полюбили.

Как новички, мы не сделали большой материальный успех —

слишком много гуляли, играли один, много два раза в неделю».

На следующий год он надеется повести дело по-другому и до¬

биться «всестороннего успеха». Планы у него наметились, в июле

он поедет в Россию, соберет там новую труппу и посетит Тол¬

стого, если Чертков поддержит его просьбу о пьесе. «А теперь,

дорогой мой, не откладывайте, напишите Льву Николаевичу, под¬

толкните его на эту работу — поймите, это достояние целого мира,

и в то же время, я сейчас это хорошо чувствую, мое спасение и

возрождение» 10.

Среди лондонских знакомых Орленева был еще Лоуренс Ир¬

винг, сын знаменитого Генри Ирвинга, тоже актер, не такой вы¬

дающийся, но талантливый, к славе которого, по свидетельству

Эллен Терри, отец относился очень ревниво. Лоуренс Ирвинг был

также и драматургом и, поскольку какое-то время прожил в Рос¬

сии, интересовался русской историей и литературой, даже сочи¬

нил пьесу о Петре Первом и инсценировку «Преступления и на¬

казания». Игра Орленева ему понравилась, и он не раз с ним

встречался. Незадолго до отъезда гастролеров в Америку Ирвинг,

зная, как стеснены они в средствах, устроил в Королевском театре

совместный спектакль английских и русских актеров, такой опыт

братания должен был вызвать интерес у лондонской публики.

Программа вечера была комедийная, англичане с подъемом

играли свои незатейливые вещички, русские — свои; на этот раз

помимо «Невпопад» шел еще водевиль «Ночное», для которого

пригодились хранившиеся в костюмерных Королевского театра

(после постановки «Власти тьмы») рубахи и лапти. Сбор со

спектакля превысил все ожидания. На следующий день Орленев

явился к Вронскому в гостиницу и стал выгребать из карманов зо¬

лотые монеты: «Я принес тебе полпуда золота, это сегодня я по¬

лучил за вчерашний спектакль!» Благодеяния Ирвинга на том

не кончились; как Кропоткин и Чертков, он написал несколько

дружественных писем в Америку, рекомендуя с лучшей стороны

русских актеров.

Память подвела Орленева; в воспоминаниях он пишет, что

приехал в Нью-Йорк в конце января. На самом деле гастролеры

выехали из Лондона 1 марта. Путешествие через океан было

трудным. Несколько дней не прекращался шторм, почти все пас¬

сажиры большого по тем временам лайнера лежали в лежку. Ор-

ленев принадлежал к числу немногих счастливцев, которые легко

перенесли бурю в Атлантике, и, как только раздавался гонг, спе¬

шил в полупустую столовую. Назимову — она не могла поднять

головы с койки — раздражало это благополучие; она ругала Ор¬

ленева и самое себя — зачем она поехала в Америку, ни минуты

не веря в эту авантюру: ломать жизнь ради каких-то призрачных

спектаклей в стране, где до сих пор убеждены, что на улицах

Москвы «безнаказанно бродят белые медведи»! Знала бы она,

в ту пору владевшая запасом в сорок-пятьдесят обиходных анг¬

лийских слов, что несколько лет спустя сыграет Гедду Габлер на

английском языке и газеты будут сравнивать ее с Дузе! Все это

еще будет, пока же она кляла судьбу и упрекала Орленева. Он

стойко сносил ее капризы, отвечал шуткой и удирал на палубу,

где проводил долгие часы, потому что шторм постепенно стихал.

В Ныо-Йорке их встретили и неплохо устроили, деньги на

первое время у них были. В газетах промелькнули заметки о рус¬

ской труппе и ее выступлениях в Берлине и Лондоне. Пригоди¬

лись и рекомендации, особенно Кропоткина. Но в середине марта,

в разгар сезона, снять театр хотя бы на несколько спектаклей

было невозможно. Орленев решил дать пробный — он говорил

«анонсный» — спектакль, надеясь, что их искусство, если его уви¬

дят в Нью-Йорке, завоюет необходимое ему пространство. Так

оно и случилось. 23 марта днем, не успев выпустить афиш, орле¬

невская труппа сыграла чириковских «Евреев» в театре «Герольд

Сквер». Публика собралась разная: русские эмигранты, амери¬

канцы, почему-либо интересующиеся Россией, нью-йоркские кри¬

тики, привлеченные небывалой новинкой. О том, как прошла

премьера, мы знаем из отклика «Нью-Йорк тайме»: «Можно ли

более глубоко потрясти воображение трогательной картиной че¬