Александр Мацкин - Орленев

«Сегодня приходил ко мне Орленев, отдал сто рублей долгу. Не

пьет, мечтает о собственном театре, который устраивает в Петер¬

бурге, едет на гастроли за границу и в Америку. Сегодня вечером

будет у меня Л. Андреев. Видишь, сколько знаменитостей!» Да¬

лее из письма Чехова мы узнаем, что Орленев носит в кармане

портрет Станиславского и клянется, что мечтает стать актером

Художественного театра; «я советую ему поступить к вам, он был

бы у вас кстати, как и Комиссаржевская». Значит, «жульниче¬

ская» игра в «Привидениях» ничуть не уронила Орленева в гла¬

зах Чехова, он в него верит. Дальше происходит уже совсем не¬

предвидимое.

На следующий день, 25 марта, Чехов снова пишет Книппер:

«Опять приходил сегодня Орленев, просил написать для него

трехактную пьесу для заграничных поездок, для пяти актеров; я

обещал, но с условием, что этой пьесы, кроме орленевской труппы,

никто другой играть не будет». Чехов обещал, Орленев поверил

и в последующие недели до отъезда писателя из Ялты, ожидая

от него вестей, в коротеньких открытках держал в курсе своих

маршрутов (8 апреля — «Еду в Баку на два спектакля. Затем

Петровск, Дербент, Грозный...»; 13 апреля — «Еду в Пятигорск.

Сегодня сыграю и ночыо выезжаю в Екатери яодар, потом

Ставрополь» и т. д.). А Чехов 11 апреля, помня о нетерпении

Орленева, пишет В. М. Чехову в Таганрог: «Милый Володя,

я читал, что у вас в Таганроге 14 апреля будет играть Орленев.

Если ты будешь в театре, то повидайся с Орленевым и скажи

ему, что письмо его из Кутаиса я получил и что желание его, по

всей вероятности, мною будет исполнено. Также поклонись

ему» 32.

Из приведенных здесь отрывков из писем можно понять, как

серьезно, вполне по-деловому отнесся Чехов к просьбе Орленева

и что какие-то конкретные очертания эта пьеса «для пяти акте¬

ров» уже приобрела. Некоторые из современных исследователей

полагают, что ничего из этой затеи не получилось бы, потому что

Чехов был тесно связан с эстетикой Художественного театра,

а Орленев и Комиссаржевская (которой он тоже обещал написать

пьесу) представляли другое направление в русском театре, по¬

строенное на свободном проявлении индивидуальной художест¬

венной воли актера. Так ли это? Можно допустить, что Чехов,

восхищаясь ансамблем Художественного театра, исключающим

возможность всякой случайности, в то же время дорожил тем

элементом неожиданности и риска, который был в игре великих

русских гастролеров. Во всяком случае, в ту свою последнюю

весну пьесу для Орленева он хотел написать, и называться она

должна была Орленев. Никаких других подробностей на этот счет

мы нс знаем.

В молодости Орленева звезды мирового театра часто приез¬

жали в Россию, и он видел Дузе, Сальвини, Баттистини и многих

других знаменитых трагиков и певцов конца века. Поток с Запада

на Восток был мощный и непрерывный. А кто на его памяти ез¬

дил из России в Европу? Однажды Савина с группой актеров

Александрийского театра — в Прагу и Берлин. До того, еще

в восьмидесятые годы, его партнерша по «Привидениям» Горева

тоже ездила в Берлин. Больше никого назвать он не мог. Когда-то,

в свой первый вологодский сезон, он прочитал в «Ниве» заметку

о гастролях русской оперной актрисы Н. В. Булычевой в Рио-де-

Жанейро. Журнал описывал, как во втором акте «Аиды», постав¬

ленной в ее бенефис, в сцене освобождения невольников русская

гостья, прервав действие оперы, «при шумных восторженных ап¬

лодисментах публики» вручила пяти неграм-рабам, находившимся

среди актеров, «формальный акт о выкупе из рабства» 1 (рабство

в Бразилии существовало до 1888 года). Заметка более чем эф¬

фектная, хотя из ее содержания неясно — то ли Булычева выку¬

пила рабов на свои гонорары, то ли какой-то бразильский филант¬

роп поручил ей эту высокую миссию. Как бы там ни было,

на семнадцатилетнего Орленева, еще недавно пытавшегося бежать

к индейцам в пампу Южной Америки, эта фантастическая исто¬

рия с участием русской актрисы произвела большое впечатление.

Он не забыл о ней и теперь. Конечно, в зрелые годы его интерес

к такой экзотике заметно убавился, но для задуманной им боль¬

шой поездки в Европу и Америку нужен был дух романтики и

пионерства.

И. П. Вронский в неопубликованных воспоминаниях (в сущно¬

сти, целой книге), посвященных заграничным гастролям русской

труппы, пишет, что, «оглядываясь на далекое прошлое», он не пе¬

рестает удивляться «необычной предприимчивости» Орленева,

«упрямой настойчивости этого бесшабашного человека», органи¬

зовавшего первую в истории нашего театра «поездку небольшой

группы актеров в Новый Свет» 2. Бесшабашность в этом случае

надо понимать нс как легкомыслие и беспечность, а как отчаян¬

ный риск при трезвой оценке трудности задачи. Точно так же

предприимчивость Орленева не была похожа па практицизм де¬

лового человека, он был и в тридцать шесть лет фантазер, и

планы его часто оказывались несбыточными, но их дерзость от

того не убывала. И эта стойкость приносила плоды. Сколько но¬

вого в истории русского театра связано с его именем! И он пер¬

вый со своей труппой поехал в Америку!

В воспоминаниях Вронского, на которые мы будем в этой

главе часто ссылаться, приводится такой диалог. Орленев гово¬

рит, что давно обдумывал и теперь окончательно решил отпра¬

виться вместе с труппой в турне по Америке. Вронский: А где

достать деньги на поездку? И потом... русские актеры там ни¬

когда не бывали. Знакомства у нас нет никакого и при безде¬

нежье можно здорово сесть в лужу. Орленев: Деньги достанем,

деньги непременно придут, вот увидишь, а зато в Америке мы бу¬

дем первыми... пробьем дорогу другим нашим актерам, будем

пионерами!

Помимо романтики риска и открытия заграничная поездка

привлекала Орленева при всей чистоте его идеализма и матери¬

альными благами; если американские гастроли пройдут успешно,

потом, вернувшись в Россию, хоть на какое-то время он станет

человеком независимым и будет играть то, что ему хочется и что

ему интересно («Нажить большие капиталы и с ними начать

строить нечто чудесное»). Был у этих гастролей и чисто ху¬

дожественный мотив: ведь язык искусства интернационален, и

разве не найдут его роли с их нравственной драмой, подымаю¬

щейся до вершин Достоевского, отклика у просвещенных зрите¬

лей на Западе?

Начались сборы: какие пьесы взять, как скомплектовать

труппу, где достать деньги, какой выбрать путь, с какими оста¬

новками и т. д. Сборы настолько долгие, что журнал «Театр и

искусство» напечатал насмешливую заметку о прожектерстве Ор¬

ленева, который давным-давно собирается удивить мир своим ис¬

кусством и пока кочует где-то на задворках России *. Сборы эти

не закончились и в конце 1904 года, когда, слепо положившись

на судьбу, Орленев и его труппа ринулись в неизвестность. Впро¬

чем, кое-что им было уже известно. Они знали, например, что

первой остановкой на их пути будет Берлин, где на два вечера

для них сняли сцену оперного театра в богатом западном районе

(а куда они денутся потом и найдут ли новое пристанище?).

Они знали, что главная их ставка — пьеса Чирикова «Евреи», ре¬

пертуарная новинка, написанная но следам недавних погромов,

как известно, организованных царскими властями (а смогут

ли они показать Достоевского, А. К. Толстого, Ибсена — тот ре¬

пертуар, который принес Орлепеву славу и стал его гордостью?).

Они знали, что нашелся но газетному объявлению (?!) какой-то

доброхот, иеудавшийся делец и любитель муз, который согла¬

сился субсидировать их поездку тремя тысячами рублей (а много