Александр Мацкин - Орленев

себя не может. Осень, жара, пыль, невыносимая однотонность,

дрязги в труппе... И он накопил так много наблюдений для

«Гамлета» — их нужно привести в порядок, чтобы не растерять

записи на обрывках бумаги, на старых афишах, на надорванных

*«Переставив таким образом сцены, я нашел для своего Гамлета, лю¬

бившего Офелию любовью громадной, большею, чем «сорок тысяч братьев

любить ее могли бы», мотив самоубийства» 15.

конвертах. Здесь, в Орле, у Орленева есть влиятельный знако¬

мый, кстати, тоже родственник Набокова, предводитель местного

дворянства, член Государственной думы первого и второго со¬

зыва М. А. Стахович. Он привязан к Орленеву, любит его игру и

советует ему поехать в Швейцарию, про которую, кажется, Вик¬

тор Гюго когда-то сказал, что она доит свою корову и живет при¬

певаючи. Почему бы ему не отправиться туда и не поселиться

вдали от суеты в далекой Женеве? Присутствующий при этом

разговоре Тальников, которого Орленев пригласил в Орел для

консультаций по «Гамлету», горячо поддерживает идею Стахо-

вича. В Женеве живет Плеханов, он ему напишет и попросит

принять Орленева. А встреча с Плехановым очень заманчива для

Павла Николаевича, хотя он не прочитал ни одной его книги.

Без долгих сборов, отменив назначенные гастроли, Орленев

вместе с Павловой едет в Швейцарию. И уже на женевском вок¬

зале слышит русскую речь. Носильщик, который подносит его

вещи,— по виду его нельзя отличить от коренных швейцарцев,—

студент-эмигрант из Петербурга; есть в этой артели носильщиков

и студенты из Москвы и Киева. И в тот же день вся русская ко¬

лония в Женеве узнает о приезде знаменитого актера. Дочки Пле¬

ханова по поручению отца (он на днях получил письмо от Таль-

никова) сняли для русских гостей благоустроенную квартиру

в тихом пансионе на берегу Женевского озера. Письмо Тальни-

кова сохранилось, и я приведу несколько строк из него: «Знаю,

дорогой Георгий Валентинович, что Вы всех принимаете радушно

и гостеприимно, но мне бы хотелось — потому и пишу Вам,—

чтобы П. Н. с женой нашли в Вашем доме и в Вашей семье

больше, чем радушных хозяев, а друзей, которые могли бы по¬

мочь им указаниями и советом. Быть может, П. Н. даст в Женеве

вместе с любителями из русской колонии спектакль, часть сбора,

конечно, может пойти на благотворительные цели» 17. Все так и

случилось. Орленева и Павлову приняли в доме Плеханова как

дорогих друзей. И вскоре после приезда к ним явилась делегация

студентов с просьбой дать несколько спектаклей с участием мест¬

ных любителей, преданных искусству и готовых ночи напролет

учить роли. Орленев согласился, отложил в сторону тетрадки с за¬

писями для «Гамлета» и стал подбирать труппу для «Преступле¬

ния и наказания» и «Привидений».

Народу в его тихую квартиру с красивым видом на Женев¬

ское озеро пришло так много, что поначалу он растерялся. Кого

же из собравшихся выбрать и по какому признаку? По фактуре,

или, как теперь говорят, по типажу? Но это очень ненадежно.

И Орленев расспрашивает пришедших к нему молодых людей об

их интересах и занятиях. И какое открывается перед ним скре¬

щение судеб у этой России в изгнании: безусые мальчики и люди

под сорок, бежавшие из каторжной тюрьмы и по своей воле

выбравшие эмиграцию, самоучки без всякого образовательного

ценза и студенты, готовящиеся к профессорской карьере, рабо¬

чие, офицеры, семинаристы, какая-то генеральская дочь и т. д.

И все эти люди тянутся к театру и мечтают об актерстве, едва

приобщившись к любительству. Они понимают Орленева с полу¬

слова, и трудно поверить, что в несколько дней он сформирует

труппу, которую, немного подучив, можно было бы смело по¬

везти в самые театральные города России.

В толпе, промелькнувшей в эти дни в его доме, было немало

и эксцентричных фигур. Особенно ему запомнился добродушный

белокурый екатеринославский студент, который взял на себя

главные хлопоты по организации его спектаклей. На вопрос,

к какой партии принадлежит этот давнишний почитатель его ис¬

кусства, он ответил без запинки: анархист-безмотивник. Никогда

не слыхавший о такой партии, Орленев спросил: а какая у вас

программа? Улыбающийся студент, не углубляясь в теорию, для

наглядности подвел актера к окну и, указав на публику, сидя¬

щую внизу на веранде кафе, сказал, что эти люди не сделали ему

ничего плохого, он видит их в первый раз, тем не менее во имя

высших целей он готов вытащить из кармана бомбу и без види¬

мого повода, без видимого мотива бросить ее в толпу женевских

обывателей, мирно пьющих шампанское и оранжады. Правда,

такого еще не случалось, потому что пока его мучают разные

сомнения. Орленев рассказал Плеханову о веселой притче анар¬

хиста, и Георгий Валентинович «много, долго и заразительно

смеялся». В наши дни эта история не кажется такой анекдотиче¬

ской. Беззаботный юморист из старого Екатеринослава, играя

в революцию, шутил и сомневался. Современные анархисты-без-

мотивники бросают бомбы всерьез...

Билеты на объявленные спектакли раскупили за один день.

Публика принимала Орленева восторженно, и он не решился бы

сказать, какая из двух его ролей имела больший успех: Расколь¬

ников или Освальд? Пожалуй, все-таки Раскольников — это была

Россия Достоевского и Россия 1908 года, недавно пережившая

разгром революции, удрученная и мятежная, по-своему отразив¬

шаяся в тревожно нервных ритмах игры актера. На представле¬

ние «Преступления и наказания» пришел Плеханов, в тот день

или накануне возвратившийся в Женеву из поездки по Швейца¬

рии. За десять минут до начала спектакля он появился в театре,

его провели за кулисы, и он постучал в дверь уборной Орленева.

Уже загримированный, уже погрузившийся в стихию Достоев¬

ского, уже перевоплотившийся в другую суть, актер в ту минуту

не пожелал ни с кем встречаться. Растерянные распорядители

спектакля бросились к нему: «Что вы сделали, Павел Николае¬

вич! Как вы могли! Да ведь это Плеханов!» Но Орленев

взъярился, и говорить с ним было бесцельно. Нужно знать, как

высоко стоял авторитет Плеханова в кругу женевской эмиграции,

чтобы понять дерзость этой выходки. Тем интересней, что Геор¬

гий Валентинович ничуть не обиделся на Орленева и сразу после

окончания спектакля пришел к нему за кулисы.

Ровно через пятьдесят лет после этой женевской встречи Таль¬

ников так ее описал: «Вошел Георгий Валентинович в своем эле¬

гантном сюртуке. Орленев, до этого незнакомый с Плехановым,

сразу же узнал его и стал извиняться. Плеханов перебил артиста,

не выпуская его руки из своей: «Что вы, что вы, Павел Нико¬

лаевич! Это мне надо извиняться перед вами... Только прослу¬

шав спектакль, я понял ясно то, что мог лишь смутно ощущать

при первом неудачном визите к вам сегодня... Вы же актер не

только превосходного мастерства формы, но прежде всего необы¬

чайного творческого переживания. Вы были Раскольниковым се¬

годня вечером, а я хотел пройти и пожать руку этому Расколь¬

никову, вернуть его пусть на миг в нашу обычную, внесцениче-

скую сутолоку, в зрительскую суету. И ваш Раскольников остался

жить во мне цельным, не разрушенным вмешательством живой —

посторонней ему, обычной жизни» 18.

Тальников не присутствовал при беседе Плеханова с Орлене-

вым, как же он мог восстановить ее так подробно? Это нетрудно

объяснить. Вскоре после возвращения Павла Николаевича в Рос¬

сию критик встретился с ним в Одессе и записал по живому следу

его рассказ о женевской встрече — потом па протяжении почти

четверти века они не раз будут возвращаться к ней. Кое-какие

краски добавила и Татьяна Павлова, тоже хорошая рассказчица.