Стихотворения - Василий Иванович Немирович-Данченко

   Но все мертво кругом. Родимую в костер

   Злодеи кинули… Ползти уже не в силах,

   Осталась я одна на дедовских могилах…

   Молила смерть: «приди»! И слышала кругом

   Как гул зловещего набата.

   И жадный свист огня и черных ружей гром.

   Дымился старый сад на берегу Евфрата.

* * *

   Мой отчий дом сгорел на берегу Евфрата…

   И вдруг звериная ко мне припала пасть…

   За счастье светлое жестокая расплата —

   Мне суждена была презреннейшая часть:

   Я — труп истерзанной, поруганной святыни,

   Я падаль жалкая, забытая в пустыне!

   Лохмотье смрадное заброшенных дорог…

   Цветок семьи моей, любимая когда-то,

   Я птицею влачусь у ненавистных ног.

   О, где душистый сад на берегу Евфрата?..

* * *

   Стоял мой бедный дом на берегу Евфрата…

   Истлела алых роз святая красота.

   Я умирать пришла в последний час заката —

   На пепелище их… Но я душой чиста!

   Я жертва за тебя, о родина святая,

   Прими мой смертный миг. Тебя благословляя,

   Я к Господу иду на страшный суд любви…

   Казни меня, меня, Отец! Но за меня и брата,

   Как я, Армению и ты благослови…

1916 г.

«Русские писатели об Армении», стр. 90–93

ЗНАМЯ

   Я уношу с собою вдаль

   В край злобных джинов и Эблиса

   Душистых роз моих печаль

   И строгий траур кипариса.

   Кругом пески чужих пустынь,

   Небес сверкающее пламя…

   Где гор родных святая синь?

   Где ты, моей дружины знамя?

   Как белый снег вершин чиста,

   Его мне девушка вручила.

   Животворящего креста

   На нем божественная сила.

   Оно овеяно молитв

   Восторгом, радостью, тоскою.

   Его в громах кровавых битв

   Держал я твердою рукою.

   За ним незримые, вослед,

   Покинув тьму могильной сени,

   Стремились вестники побед,

   Бойцов разгневанные тени.

   Но час ударил роковой,

   Я пал в бою, мечом сраженный,

   И знамя выхватил другой,

   И спас в борьбе ожесточенной.

   Очнулся я в тени чинар,

   В багровом полыме заката.

   Прохладою сменялся жар

   Над желтой ризою Евфрата.

   Синел восток. Ночная мгла

   Как будто свиток дня свивала

   И тенью сизого крыла

   Его от света заслоняла.

   Там пенье труб… Там вражий стан…

   Коней пронзительное ржанье…

   И рать усталая армян,

   Ее суровое молчание…

   Нас мало было. Враг силен…

   Я ждал последнего удара.

   И колыхался небосклон

   Цветами алыми пожара.

   И ночь прошла. И знойный день…

   Я поднят был как труп бездушный…

   И вот теперь влачусь как тень,

   Как раб безмолвный и послушный.

   Иду… Куда?.. Зачем?.. Молчу…

   В пески пустынь? Спросить не смею!

   Как вол, свистящему бичу

   Я гну истерзанную шею.

   Но снятся мне издалека

   Благоуханные долины.

   Моя библейская река

   И знамя белое дружины.

   Возврата нет! Не станет сил

   Уйти дорогою безводной

   В далекий край моих могил,

   В нетленный край земли свободной.

   Воскреснет родина моя!

   А я — боец ее плененный,

   Любовь и ненависть тая,

   Умру в пустыне отделенной.

   Но в час последний надо мной

   И в блеск и в зной ее палящий

   Святого стяга золотой

   Увижу крест животворящий.

   И я душой в родную даль

   Уйду от джинов и Эблиса

   Душистых роз моих печаль,

   Под строгий траур кипариса.

1916 г.

«Русские писатели об Армении», стр. 93–95.

БРОДЯГА НА ОТДЫХѢ

I.

Въ темномъ оврагѣ, у ивы зеленой,

Змѣйкою ключъ выбѣгаетъ студеный.

      Сѣрые камни, размытые имъ,

      Всюду подернулись мохомъ сѣдымъ.

Мелкія пташки отъ нивы далекой

Часто въ оврагъ прилетаютъ глубокій.

      Звонкій ручей коростель полюбилъ,

      Гнѣзда свои подъ ракитами свилъ.

Въ выси небесныя, свѣтлыя, чистыя,

Отройно раскинулись сосны смолистыя

      И вѣтерокъ, набѣжавшій съ полей,

      Тихо колеблетъ узоръ ихъ вѣтвей.

Къ струйкамъ пѣвучимъ въ излучинѣ дальной

Низко склоняется путникъ печальный.

      Каждому страннику любы они,

      Свѣжей прохладою въ знойные дни.

Видно усталъ онъ отъ трудной дороги, —

Моетъ свои ослабѣвшія ноги;

      Раны покрыли ихъ… кровь запеклась…

      Сверху легла придорожная грязь.

Сильное тѣло рубцами покрыто,

Полголовы безобразно обрито,

      Брошена сѣрая куртка назадъ,

      Тутъ же разбитыя цѣпи лежатъ.

II.

            Дикій питомецъ трущобы лѣсной, —

      Волкъ, убѣгая отъ травли лихой,

      Смѣло кидается въ эти струи,

      Чтобъ освѣжать злыя раны свои

      И, отлежавшись въ оврагѣ глухомъ,

      Снова столкнуться съ суровымъ врагомъ

Такъ и сюда изъ неволи острожной

Вырвался смѣло скиталецъ тревожный,

      Вырвался разомъ, оковы разбилъ,

      Муки свои на минуту забылъ.

III.

            Тихи и свѣтлы надъ нимъ небеса.

      Въ листвѣ еще не обсохла роса,

      А уже въ чащѣ зеленыхъ вѣтвей

      Голубь воркуетъ съ голубкой своей.