Египетский дом - Алла Дубровская

уже негде повернуться. Слышу ее шлепающие шажки по коммунальному коридору. Вот и чайник, принесенный с кухни. «Осторожно. Очень горячо. Нет–нет… – я отдергиваю руку. – Это его кружка. Из нее пьет только он». Мне налита красная чашка в белый горошек, приставлена розеточка с вареньем. «Да, я жадный! Я никому не даю свою кружку». Что–то детское в этом признании. Наверное, он для нее просто избалованный ребенок. После чаепития – альбомы с репродукциями. Всегда с расчетом на того, кому показывает, никогда не навязывая свое мнение и превосходство, любуясь и наслаждаясь тем, что рассматривает вместе со всеми. «Книги я тоже никому не даю», – когда замечает мой взгляд, скользящий по книжным полкам. И, словно устыдившись, тут же предлагает почитать: «Вот, смотрите, думаю, вам понравится». Еще бы не понравилось – «Над пропастью во ржи». А еще помню, как он мне читал вслух «совсем маленький рассказик», поразивший его, «Завтра конец света» Рэя Брэдбери. О смерти как–то заговорил сам: «Если это будет рак, я просто перестану есть, – такой способ самоумерщвления казался ему наиболее подходящим, – и никаких могил! Сжечь и развеять». Ирина Алексеевна говорила, но я забыла, где развеяли его прах.

Потом настали другие времена, и я уехала в Америку. Альбом с репродукциями и дарственной надписью наискосок затерялся, как и многое другое из прошлой жизни.

Но недавно оттуда дошло послание: копия письма Ученому совету, написанного В. Н. Андреевым с пояснением его позиции. Десять страниц машинописного текста. Образец интеллектуального сопротивления моего Учителя в ответ на постановление кафедры истории Древней Греции и Рима «пересмотреть общетеоретические установки диссертации»:

«Я утверждаю, что аналогии с капитализмом могут только ввести нас в заблуждение, и я это доказываю, развивая мысль Маркса применительно к Афинам на огромном фактическом материале, а Э. Д. Фролов заявляет, что аналогии с капитализмом оправданны и противоположная точка зрения "является ложной и должна быть отвергнута". Вот что означает на деле позиция, которую мне навязывают все эти "постановления" и "замечания". Это попытка поставить "априорные" суждения выше конкретного исследования фактов. Этот взгляд несовместим с самим понятием исторической науки. Я не приму его никогда, ни под каким нажимом».

И не принял. Умер.

Вопреки стараниям Э. Д. Фролова труды В. Н. Андреева получили признание и опубликованы в России и за ее пределами, а в любом библиографическом обзоре работ по античной Греции можно прочитать: «Существуют две основные концепции – модернизации античных отношений по образцу капиталистических и концепция особого пути развития античного общества, отличного от капитализма». Имя В. Н. Андреева, «не такого уж гения», упоминается всегда.

Что еще осталось? Речка Оредеж с кувшинками у берегов. Извилистая лента под июльским солнцем. Искрится. Сиверская. Пионерский лагерь. Побудки по утрам. Горнист фальшивит. Напарник–воспитатель с бодуна. Многоголосый шум в столовке, запах пригоревшей пшенной каши. Забег в мешках. Футбол без правил. Песни под баян. Безрадостная практика вожатых. Скорее б получить зачет и отвалить.

Они два раза приезжали ко мне в тот пионерский лагерь. Ирина Алексеевна в тапочках на босу ногу, в легком платьице и с фотоаппаратом на ремешке. У него в руках портфель. В портфеле репродукции. Любопытные детишки, глянув на картинки, быстро убегали. Им было скучно. И снова Магритт, Дали и Пикассо. Я на скамейке от него наискосок. Она щелкает фотоаппаратом.

Где же она проявляла, закрепляла и печатала эти снимки? В какой–нибудь коммунальной кладовке, закрывшись от соседей, заткнув щели от проникновения света. Теперь они в моем альбоме.

А эти – на следующее лето в Вырице. «Там много ящерок». Не попалось ни одной, но были птички, лес, опушки и грибы. «Нам надо навестить мою племянницу. Она здесь с детским садом на все лето, а Танька вечно занята». Идем к племяннице. Находим. Ребенок в застиранных штанишках и свитерке. На вид четыре года. Счастье на лице. Ирина Алексеевна, пошептавшись, просовывает ей куколку–малютку в кулачок. Потом ребенка кормит ягодами, кажется, малиной. Потом пора прощаться. Та бежит за нами с криками: «Ну ты еще плиедешь? Ты еще плиедешь?»

«Конечно, обязательно приеду».

Ребенок давно вырос. Я состарилась. Ирина Алексеевна умерла и появилась в прошлом феврале на ветреном манхэттенском углу.

Хроники Уолл–стрит

Хроника первая. Шериф с Уолл–стрит

Сильда была ранней пташкой в отличие от мужа, который часто засиживался до поздна в своем кабинете, и с трудом просыпался по утрам. Почему–то на этот раз он поднялся раньше ее. В гостиной приглушенно работал телевизор. Весеннее солнце пробивалось сквозь жалюзи спальни, освещая фигурку фарфорового ангела – странного гостя в квартире Элиота Спитцера. Когда–то он был подарен Сильде, и понравился ей задумчивым выражением склоненного личика. Распростертые крылья фигурки, освещенные неяркими лучами солнца, казались прозрачными. Цифра шесть с двумя нулями высветилась на табло будильника, когда в дверях спальни появилась худощавая фигура Спитцера.

– Сильда, я должен сказать тебе что–то важное.

Непривычная интонация в голосе мужа заставила Сильду приподняться в постели.

Освещенные лучами мартовского солнца, оттопыренные уши губернатора штата Нью–Йорк Элиота Спитцера пылали ярким огнем, в то время как лицо с острым подбородком было мучнистого цвета.

– Господи, да что случилось–то?

– Прости меня, прости, – грохнулся он на колени, – Все кончено… Со мной все кончено… Я попался, Сильда. Я пользовался услугами проституток из «Клуба императоров». Об этом стало известно…Теперь я должен подать в отставку…

Что Сильда может сказать в ответ? Это неожиданно. Вот она и молчит.

– Ты только, ради бога, не подумай, что мне нужны были какие–то отношения, привязанности, симпатии. Они все были для меня одинаковы… на одно лицо, то есть на одну эту… ну, ты меня понимаешь…

А вот это неправда.

Если джентельмен покупает автомобиль, он хочет знать его технические характеристики. Если джентельмен покупает девушку, он хочет знать за что платит. Кто–то ездит в «шевроле», ну а кто–то в «порше». Кто–то платит двести долларов в час девушке, давшей объявление в «Крейг лист», ну, а кто–то платит за то же самое две тысячи долларов девушке из «Клуба императоров». Джентельмен выбирает – джентельмен платит. Дело вкуса и цены.

Оставим раз и навсегда тему несчастного голодного детства и безвыходности ситуации. Устроиться работать в «Клуб императоров» могли далеко не все желающие. Сюда брали девушек только с высшими показателями, расчитанными на самые разнообразные вкусы джентельменов с высоким доходом: красавиц блондинок и темпераментных брюнеток, начинающих актрис и молодых певиц, длинноногих моделей и спортсменок, пытающихся пробиться на Олимпийские игры.