Прагматика и поэтика. Поэтический дискурс в новых медиа - Екатерина Захаркив

и другие полисемичные маркеры, которые подвергаются дефразеологизации: We have it on our hands, где to have on one’s hands может быть понято как идиома ‘иметь в своем распоряжении’ и, по аналогии, с органом речи, как физический орган – ‘руки’, которые способны реализовать определенное действие. Отметим, что буквальное понимание этой фразеологической единицы артикулирует Пират во фразе: Parrot, you don’t have hands. You’re only a bird. Если руки могут быть поняты буквально, то и восприятие (в сочетании can <not> tell) может быть интерпретировано не только как когнитивное, но и как физиологическое: в значении ‘можешь понять, потому что у тебя есть физическая способность (органы слуха)’. В следующей фразе Of course you can tell what I mean. We have it on our hands глагол can в сочетании с маркером высокой степени уверенности в достоверности высказывания of course выражает имплицитное требование ‘ты должен понять’, за счет чего разные буквальные, метафорические и модальные значения актуализируются одновременно.

Другой сдвиг происходит между глаголами can и might, где might выражает неуверенность говорящего в высказываемом предложении и характеризует эпистемическую модальность. Кроме понижения степени вероятности действия здесь происходит сдвиг от внутренней модальности к эпистемической. Этот сдвиг также приводит к утрате устойчивого значения во фразе might tell. Кроме того, происходит смена регистра от разговорной формы can’t к письменному варианту cannot, отражая смену модуса (устная – письменная речь) и интенции отправителя (персональный – официальный вариант).

Выявленные при анализе перформативных и модальных глаголов «сдвиги» связаны с установкой современной поэзии на актуализацию поэтической коммуникативной ситуации и вовлечение адресата в интеракцию, со стремлением к активизации не только всех возможных значений слова, но и функций прагматической единицы, в том числе со смещением от грамматикализации к контекстуальной ресемантизации, реализующей «возрождение» значения десемантизированных единиц.

Глава 5

Преодоление «долженствования» и «необходимости» в современной русской поэзии

В этой главе мы рассмотрим специфику употребления модальных операторов в современной поэзии. Модальные глаголы и предикативы не относятся к иллокутивным глаголам, но они представляют одну из подгрупп прагматических маркеров, что позволяет рассмотреть их вместе с другими показателями прагматического измерения языка. Завершая раздел о речевых актах, их анализ намечает дальнейшие перспективы исследования в области поэтической прагматики.

Опираясь на классификацию модальных значений Й. ван дер Аувера и В. А. Плунгяна, мы рассмотрим внутреннюю модальность (participant-internal modality), внешнюю модальность (participant-external modality), деонтическую модальность (deontic modality) и эпистемическую модальность (epistemic modality) [van der Auwera and Plungian 1998]. Хотя большинство показателей являются полимодальными, например способными выражать и деонтический, и эпистемический типы модальности[133], в обыденной речи эта полисемия снимается. Однако в поэтическом дискурсе эта полифункциональность часто выводится в фокус, становясь объектом метаязыковой рефлексии.

Мы обратимся к глаголам, выражающим «необходимость» или «долженствование», которые относятся к деонтической модальности (ее значение связано с юридическими и социальными нормами или волеизъявлением отправителя сообщения): must, have to, should, ought; должен, обязан, вынужден, необходимо, надо, нужно, следует, нельзя (не), (не)возможно, можно и т. д. Выбор этого типа модальных значений связан с тем, что употребление показателей долженствования вступает во внутреннее противоречие с конститутивными признаками поэтического дискурса, для которого в целом не свойственна деонтическая модальность, что позволяет говорить о повышении прагматического значения этих показателей субъективации в поэтическом тексте.

Среди разных функций операторов деонтической модальности в современной поэзии можно отметить внутренний протест против самой категории долженствования, который выражается с помощью лексических и грамматических маркеров отрицания (происходит по-другому: звонишь не тому, кому должен (А. Драгомощенко); ………..никогда не становится ………….он должен стать, / если следовать предъявляемым ему требованиям – будь то / идеология, семиотические / экономические практики, / институты власти (А. Драгомощенко); и почему так благоуханна / (вообще не должно бы так быть) / гниловатая сырость этих прудов? (Н. Завьялов); нет… / мы не должны давать себя запугать / криками запуганных буржуа… (Н. Завьялов); спустя сколько угодно лет или не лет или / не или ты не должен (С. Могилева)), противительных конструкций (Но поэзия всегда иное. / Все это известно, но мы / вынуждены повторяться (С. Могилева); Описать к тому же необходимо, / сколь плавно движение центра в круге, однако, / если «сейчас» окружность, то где будем мы (С. Могилева)); метаязыковую рефлексию разных типов модальности или градаций степени долженствования (не нужно или не надо я запуталась / и что ещё можно сказать про это (С. Могилева)); полисемию, возникающую из-за парцелляции, когда слово может восприниматься и как знаменательное, и как модальное (так и смотрю картины, на которых одно и то же – / это как смерть, / которая всегда та же, смерть, как учительница/учитель, / заползающая в рот при произнесении любого слова, – / но, если что-то есть, значит и этому есть конец. Елена. / Я тебе должен (А. Драгомощенко)) и др.

Яркий пример метаязыковой рефлексии категории долженствования – стихотворение «Авессалом в регистрах союза „что“ и указательного местоимения на выбор» А. Драгомощенко, в котором три фразы начинаются с модальных операторов не нужно, надо, необходимо:

Не нужно. Прекрасно помню про волосы. Бежать, шипы кизила.

Надо, чтобы были длинны в меру слога, чтобы сознание

правоты, истины, ресницы, цифры, нефти, разлуки.

Необходимо также, чтобы стало известно сколько что чего стоит,

состав глаза, кобальта, того, что соль превышает то,

что называется телом, и что не забывать, что тело.

Текст начинается с парцеллированной конструкции не нужно, которая не только выдвигается в фокус, но и может соотноситься с разными контекстами – как с локальным правым, так и с более отдаленным – в силу своей изолированной позиции. Потенциальная возможность такой удаленной сочетаемости подтверждается тем, что стандартная сочетаемость модального глагола и инфинитива осуществляется не с правой от не нужно фразой прекрасно помню про волосы, а со следующей за ней бежать, шипы кизила, что создает эффект клиповой, монтажной перспективы. Нарушение семантической и синтаксической сочетаемости происходит и в следующей фразе, где надо сочетается с двумя придаточным предложениями, в первом из которых присутствует глагол были, а во втором глагол отсутствует. Третий модальный показатель необходимо согласован с придаточной конструкцией чтобы стало известно, но с точки зрения семантики вступает в конфликт с перечисленными определительными местоимениями сколько что чего стоит и следующим далее рядом из однородных членов и придаточных предложений состав глаза, кобальта, того, что соль превышает то, / что называется телом, и что не забывать, что тело. Можно сделать вывод, что поэт подвергает метаязыковой