Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт

По справедливости

Его бесспорная заслугаЕсть окончание войны.Его приветствовать, как другаЛюдей, вы искренне должны.

Я — вне политики, и, право,Мне все равно, кто б ни был он.Да будет честь ему и слава,Что мир им, первым, заключен!

Когда людская жизнь в загоне,И вдруг — ее апологет,Не все ль равно мне — как: в вагонеЗапломбированном иль нет?…

Не только из вагона — прямоПускай из бездны бы возник!Твержу настойчиво-упрямо:Он, в смысле мира, мой двойник.

1918 — V

Тэффи («Где ты теперь, печальная душа…»)

Где ты теперь, печальная душаС веселою, насмешливой улыбкой?Как в этой нови, горестной и зыбкой,Ты можешь жить, и мысля, и дыша?

Твои глаза, в которых скорбь и смех,Твои уста с язвительным рисункомТак близки мне и серебристым стрункамМоей души, закутанная в мех.

О, странная! О, грустная! в тебеВлекущее есть что-то. ОсияннаТы лирикой души благоуханной,О лилия в вакхической алчбе!

1918 — XII

Памяти Н.И. Кульбина

Подвал, куда «богемцы» на ночьСъезжались, пьяный был подвал.В нем милый Николай ИванычХудожественно ночевал.

А это значит — спич за спичемИ об искусстве пламный спор.Насмешка над мещанством бычьимИ над кретинами топор.

Новатор в живописи, доктор.И Дон-Жуан, и генерал.А сколько шло к нему дорог-то!Кто, только кто его не знал!

В его улыбке миловзорцаТоржествовала простота.Глаза сияли, как озерцаВ саду у Господа-Христа.

Среди завистливого, злогоМирка, теплел он, как рубин.Да, он в хорошем смысле словаБыл человеком — наш Кульбин!

1918 — V

Судьба Таси

Наш век — чудо-ребенка эраИ всяких чуд. Был вундеркиндИ дирижер Вилли Ферреро,Кудрявый, точно гиацинт.

Девятилетний капельмейстерИмел поклонниц, как большой,И тайно грезил о невестеСвоею взрослою душой.

Однажды восьмилетке ТасеМать разрешила ехать с ней —На симфоническом ПарнасеСмотреть на чудо из детей.

В очарованьи от оркестра,Ведомого его рукой,В антракте мальчику-маэстроМалютка принесла левкой.

Хотя чело его увилиЦветы, — их нес к нему весь зал, —Все ж в знак признательности ВиллиВ лоб девочку поцеловал.

О, в этом поцелуе — жало,А в жале — яд, а в яде — тлен…Блаженно Тася задрожала,Познало сердце нежный плен.

Уехал Вилли. Стало жутко.Прошло три года. ВдалекеЕе он помнил ли? МалюткаСкончалась в муке и тоске.

1918 — V

Лососья идиллия

Там, где растет на берегу осина  И вкривь, и вкось,Вплыла из моря в речку лососина,  За ней — лосось.

И стала выкрапчатая лососька  Метать икру.На душегубке слышен шепот: «Фроська,  Оставь игру.

Не шевелись. Ах, лучше б ты осталась  На берегу.Зря к делу на ночное затесалась…  Дай острогу».

И дедушка, дрожащею, но верной  Сухой рукойВзмахнул, слегка прицелился примерно  И — острогой!

От восхищенья закричала Фроська:  «Поди, небось,Ты пала, икрометная лососька!»  Но пал лосось.

Кондитерская дочь

Германский лейтенант с кондитерскою дочкойПриходит на лужок устраивать пикник.И саркастически пчела янтарной точкойНад ним взвивается, как злой его двойник.

Они любуются постельною лужайкой,Тем, что под травкою, и около, и под.И — френч ли юнкерский затейливою байкойИль страсть заводская — его вгоняет в пот.

Так в полдень млеющий на млеющей полянеМлеть собирается кондитерская дочь…Как сочь июльская, полна она желаний:В ее глазах, губах, во всей — сплошная сочь…

Вот страсть насыщена, и аккуратно вытерОтроманировавший немец пыль и влажь…А у кондитерской встречает их кондитерС открытой гордостью — как связи их бандаж.

1918 — XI

В роли рикши

Пятнадцать верст на саночках норвежскихЯ вез тебя равниной снеговой,На небе видя зубров беловежских,Из облаков содеянных мечтой.

Пятнадцать верст от Тойлы и до Сомпе,В дороге раза два передохнув,Я вез тебя, и вспоминал о помпе,С какой поил вином меня Гурзуф…

Пятнадцать верст, уподобляясь рикше,Через поля и лес тебя я вез…Но, к лошадиной роли не привыкши,Прошу мне дать обед, а не овес…

Квинтина V

Когда поэт-миллионер,При всем богатстве, — скряга,Он, очевидно, духом сер.Портянки, лапти и сермяга —Нутро. Снаружи — эксцессер.

О, пошехонский эксцессер,Офрачена твоя сермяга!О нищенский миллионер,Твой алый цвет промозгло-сер!Ты даже в ощущеньях скряга!

Противен мот. Противен скряга,Тем более — миллионер,Кому отцовская сермягаСтеснительна: ведь эксцессерФрак любит — черен он иль сер…

Вообразите: фрак — и сер…Тогда рутинствуй, эксцессер!Тогда крути беспутно, скряга!Тогда бедуй, миллионер!Стань фраком, серая сермяга!

Компрометирует сермягаТого лишь, кто душою сер.Отвратен горе-эксцессер, —По существу — скопец и скряга,По кошельку — миллионер.

Лэ II

Алексею Масаинову

В Японии, у гейши Ойя-Сан,Цветут в саду такие анемоны,Что друг ее, испанский капитан,Ей предсказал «карьеру» Дездемоны.Не мудрено: их пьяный ароматВсех соблазнит, и, ревностью объят,Наш капитан ее повергнет в стоны.

Наш капитан ее повергнет в стоны,Когда микадо, позабыв свой сан,Придет к японке предлагать ей троны, —За исключением своей, — всех стран…И за зеленым чаем с ней болтая,Предложит ей владения Китая:«За поцелуй Китай Вам будет дан».

«За поцелуй Китай Вам будет дан», —И Ойя-Сан воздаст ему поклоны,И Ойя-Сан введет его в дурман,В крови царя она пробудит звоны…Сверкая черным жемчугом зубов,Струя ирис под шелк его усов,Она познает негные уроны.

Она познает негные уроны,И, солнцем глаз гетеры осиян,Забудет бремя и дефект короныМикадо, от ее лобзаний пьян.Потом с неловкостью произношеньяСказав «adieu», уйдет — и в подношенье,Взамен Китая, ей пришлет… тюльпан.

Взамен Китая ей пришлет тюльпанВысокий bon vivant[7] «нейтральной зоны»,Не любящий в свиданьях «барабан»,Ходящий чрез ограды и газоны,Чтоб (как грузины говорят: шайтан!)Придворный не схватил за панталоны,Усердием особым обуян…

Усердием особым обуян,Придворный сыщик, желтый, как лимоны,Не постеснится из дворца шантанУстроить на пиру жрецов мамоныИ (сплетней, — не буквально!) за штаныСхватить царя, с вспененностью волныДрузьям расскажет «сверх-декамероны»…

Друзьям расскажет «сверх-декамероны»Дворцовый шпик — невежда и болван.Не оттого ль, чтоб не дразнить «тромбоны»,Избрал забор микадо-донжуан?Как отдохнет от суеты житейской,Как азиатской, так и европейской,У подданной, у гейши Ойя-Сан.

В Японии, у гейши Ойя-Сан,Микадо сам ее повергнет в стоны:«За поцелуй Китай Вам будет дан», —Она познает негные уроны, —Взамен Китая ей пришлет тюльпан.Усердием особым обуян,Друзьям расскажет «сверх-декамероны».

У гейш