Игорь Северянин - Том 2. Поэзоантракт

1918 — Х

Предвешняя элегия

Не знаю — буду ли я живК весне и вкрадчивой, и нежной;Пойду ли вновь с мечтой элежнойК полянам, песнь о них сложив.

Не знаю — станет ли сиреньМеня дурманить вновь фиолью,Какою занеможет больюМоя душа в весенний день.

Не знаю — буду ли я знать,Что значит упиваться маем,Туберкулезом злым ломаем,И, умирая, жить желать.

1918 — XII

Это явь или грёза?

Сон мой был или не был? что мне снилось, что снилось? только море и небо,Только липы и поле! это явь или греза? сон мой был или не был?

Я здесь жил или не жил? ты была ли со мною? здесь тебя ли я нежил?Что-то все по-другому… Будто то, да не то же… Я здесь жил или не жил?

Та же самая дача… Те же самые окна… В них смотрела ты, плача…А потом улыбалась… А потом… Да, конечно: та же самая дача!..

Значит, «Тост безответный» здесь написан, не правда ль? И обложкой приветной,Все сомненья рассеяв, убедил меня в яви милый «Тост безответный».

1918 — IV

Музе музык

Не страшно ли, — тринадцатого марта,В трехлетье неразлучной жизни нашей,Испитое чрез край бегущей чашей, —Что в Ревель нас забрасывает карта?

Мы в Харькове сошлись и не в Иеве льМечтали провести наш день интимный?Взамен — этап, и, сквозь Иеве, в дымныйХолодный мрак, — и попадаем в Ревель.

Как он красив, своеобразен, узокИ элегантно-чист, весь заостренный!Восторженно, в тебя всегда влюбленный,Твое лицо целую, муза музык!..

Придется ли нам встретить пятилетьеИ четверть века слитности — не знаю.Но знаю, что никто-никто инаяНе заменит тебя, кого ни встреть я…

Встреч новых не ищу и не горююО прежних, о дотебных, — никакиеСоблазны не опасны. Я целуюТвое лицо открытое, Мария.

13 марта 1918

Ревель, гостиница «Золотой лев»

Элегия изгнания

В моем добровольном изгнанииМне трудно представить, что где-тоЕсть мир, где живут и мечтают,Хохочут и звонко поют.Да полно! Не только ль мечтанье —Соблазны культурного света?Не всюду ли жизнь проживают,Как я в заточении тут?

И разве осталась культура,Изыски ее и изборы,Утонченные ароматыСимфоний, стихов и идей?И разве полеты АмураТкут в воздухе те же узоры?И разве мимозы не смятыСтопой озверелых людей?

Вот год я живу, как растенье,Спасаясь от ужасов яви,Недавние переживаньяСчитая несбыточным сном.Печально мое заточенье,В котором грущу я по славе,По нежному очарованьвВ таком еще близком былом…

1918 — Х

II. Пчелы и стрекозы

Восемнадцатый век

Восемнадцатый век! не ему ли даноСлыть изысканным хамом во веки веков?В нем с учтивостью грубость — сплелась заодно,И с изяществом пошлость придворных домов.

Ришелье исщипал в синяки Шаролэ.Бил Субиз по щекам, наземь бросив де Нель.За Шасси выбегала кокетка БуфлеИ кричала: «Желаю его на постель!»

Герцогиня Беррийская в пьянстве сожглась.Graile и Logre называли maman… Помпадур!Было много чудовищных зрелищ для глаз,Было много средь фрейлин развратниц и дур.

Куаньи, проиграв капитал принцу Домб,Закричал: «Так везет лишь ублюдкам одним!»Создавая шантан, устроители помпГоворили: «Традиции monde'a храним…»

Эстрада, в браке с маршалом, игорный домСовершенно открыто держала, свой санПозабыв, — дом, где «в пух» проигрался ВандомИ богачкою стала madame Монтеспан.

1918 — Х

Сонет XXIX

Век грации, утонченный век-стебель!Ланкрэ, Ла-Туш, Бушэ, Грэз и Ватто!Андрэ Шарль Булль — поэт, не твой ли мебель?И ты, Бертон, не ты ль певец манто?

Век мушек-«поцелуев», вздохов гребель,Духов и комплиментов, — но затоВиконт бранится дома, как фельдфебель,А виконтесса, как — не знаю! — кто…

Двуликий век Раттье и Фрагонара —Изящества и грубого кошмара! —Ты мне напомнил «эти» времена:

Не та же ли культурность показная,Которую определенно зная,Спасти не могут наши имена?

1918 — IX

Газэлла IX

А если б Пушкин ожил и к нам пришел?…Тогда б он увидел, что хам пришел.

И Мережковскому бы сказал он: «Да,Собрат, вы были правы, — „он“ там пришел.

Грядуший Хам окончил свой дальний путь,И рады иль не рады, он к вам пришел…»

Потом бы Пушкин «новых» читал стихи:«На смену мне рой целый в мой храм пришел,

И „гениев“ так много теперь у вас,Что и меня забыли, я сам пришел:

Хотелось насмотреться на вашу жизнь,Но, посмотрев, воскликну: „В бедлам пришел!..“»

«Самарский адвокат»

Посредственному адвокатуСтать президентом — не удел.Он деловито шел к закату,И вот дойдя — он не у дел!..

Напрасно чванилась Самара:«Волжанин стал почти царем!»Он поднимался, как опара,А лопнул мыльным пузырем.

Но не конфузятся волжане:«Керенки» знает вся страна.Они у каждого в кармане —А чтобы драл их сатана!

Народ, жуя ржаные гренки,Ругает «детище» его:Ведь потруднее сбыть «керенки»,Чем Керенского[5] самого!..

1918 — V

«Александр IV»

Что думал «Александр Четвертый»,Приехав в гатчинский дворец,Обозревая пол, протертыйЛюдьми без мозга и сердец?

Аллеей векового садаБродя, он понял ли афронт,Что шел к нему из Петрограда?Ужель надеялся на фронт?

Как он, чей путь был сладко-колок,Свой переоценил завет!Какой же он плохой психологИ жалкий государствовед!

Как символичен «милосердьяСестры» костюм, который спасЕго: не то же ли в нетвердьеИ сердобольностей запас?

Да, он поэт! да, он фанатик!Идеалист style dé cadence![6]Паяц трагичный на канате.Но идеальность — не баланс…

1918 — V

Крашеные

Сегодня «красные», а завтра «белые» —Ах, не материи! ах, не цветы!Людишки гнусные и озверелые,Мне надоевшие до тошноты.

Сегодня пошлые и завтра пошлые,Сегодня жулики и завтра то ж,Они, бывалые, пройдохи дошлые,Вам спровоцируют любой мятеж.

Идеи вздорные, мечты напрасные,Что в «их» теориях — путь к Божеству?Сегодня «белые», а завтра «красные» —Они бесцветные по существу.

Влюбленные в поэтику

Меня мутит от Асквита,Либкнехта, Клемансо.Стучит у дома засветлоПролетки колесо.

«Эй, казачок!» Дав ВитенькеПальто, она — в дверях,Мы с нею вне политики,Но целиком в стихах.

Нам дела нет до канцлера,До ультиматных нот,До Круппа и до панциря,И ноль для нас — Синод.

Мы ищем в амфибрахияхЗапрятанный в них ямб.В ликерах и ратафияхНаходим отблеск рамп.

Строй букв аллитерацииИ ассо-диссонанс —Волшба версификации —Нас вовлекают в транс.

Размеры разностопныеМешаем мы в один —Узоры многотропныеНа блесткой глади льдин.

И сближены хореями,Слиянные в одно,Мы над землей зареяли,Как с крыльями зерно.

По справедливости