Василий Жуковский - Том 1. Стихотворения

К Вяземскому*

Ответ на его послание к друзьям

Ты, Вяземский, хитрец, хотя ты и поэт!Проблему, что в тебе ни крошки дара нет,   Ты вздумал доказать посланьем,В котором, на беду, стих каждый заклеймен    Высоким дарованьем!Притворство в сторону! знай, друг, что осужден   Ты своенравными богами  На свете жить и умереть с стихами,Так точно, как орел над тучами летать,Как благородный конь кипеть пред знаменами,Как роза на лугу весной благоухать!Сноси ж без ропота богов определенье!Не мысли почитать успех за обольщенье   И содрогаться от похвал!  Хвала друзей — поэту вдохновенье!  Хвала невежд — бряцающий кимвал!Страшися, мой певец, не смелости, но лени!Под маской робости не скроешь ты свой дар;А тлеющий в твоей груди священный жарСильнее, чем друзей и похвалы и пени!*Пиши, когда писать внушает Аполлон!К святилищу, где скрыт его незримый трон,Известно нам, ведут бесчисленны дороги;    Прямая же одна!И только тех очам она, мой друг, видна,Которых колыбель парнасским лавром богиБлаговолили в час рожденья осенить!На славном сем пути певца встречает Гений;И, весел посреди божественных явлений,Он с беззаботностью младенческой идет,   Куда рукой неодолимой,Невидимый толпе, его лишь сердцу зримый,   Крылатый проводник влечет!Блажен, когда, ступив на путь, он за собоюПокинул гордости угрюмой суетыИ славолюбия убийственны мечты!Тогда с свободною и ясною душоюНаследие свое, великолепный свет,Он быстро на крылах могущих облетает   И, вдохновенный, восклицает,Повсюду зря красу и благо: я поэт!Но горе, горе тем, на коих Эвмениды,   За преступленья их отцов,Наслали Фурию стихов!Для них страшилищи и Феб и Аониды!   И визг карающих свистковВо сне и наяву их робкий слух терзает!Их жребий — петь назло суровых к ним судей!Чем громозвучней смех, тем струны их звучней,И лира, наконец, к перстам их прирастает!До Леты гонит их свирепый Аполлон;Но и забвения река их не спасает!И на брегу ее, сквозь тяжкий смерти сон,Их тени борются с бесплотными свистками!Но, друг, не для тебя сей бедственный удел!Природой научен, ты верный путь обрел!   Летай неробкими перстами   По очарованным струнамИ музы не страшись! В нерукотворный храмСтезей цветущею, но скрытою от света    Она ведет поэта.   Лишь бы любовью красотыИ славой чистою душа в нас пламенела,Лишь бы, минутное отринув, с высоты   Она к бессмертному летела —И муза счастия богиней будет нам!Пускай слепцы ползут по праху к похвалам,   Венцов презренных ищут в прахеИ, славу позабыв, бледнеют в низком страхе,   Чтобы прелестница-хвала,Как облако, из их объятий не ушла!Им вечно не узнать тех чистых наслаждений,Которые дает нам бескорыстный Гений,    Природы властелин,Парящий посреди безбрежного пучин,   Красы верховной созерцательИ в чудном мире сем чудесного создатель!Мой друг, святых добра законов толкователь,Поэт, на свете сем — всех добрых семьянин!И сладкою мечтой потомства оживленной…   Но нет! потомство не мечта!Не мни, чтоб для меня в дали его священнойОдних лишь почестей блистала суета!Пускай правдивый суд потомством раздается,Ему внимать наш прах во гробе не проснется,Не прикоснется он к бесчувственным костям!Потомство говорит, мой друг, одним гробам;Хвалы ж его в гробах почиющим невнятны!Но в жизни мысль о нем нам спутник благодатный!   Надежда сердцем жить в веках,Надежда сладкая — она не заблужденье;   Пускай покроет лиру прах —   В сем прахе не умолкнет пенье   Душой бессмертной полных струн!   Наш гений будет, вечно юн,   Неутомимыми крыламиПарить над дряхлыми племен и царств гробами;И будет пламень, в нас горевший, согреватьЖар славы, благости и смелых помышлений   В сердцах грядущих поколений;Сих уз ни Крон, ни смерть не властны разорвать!Пускай, пускай придет пустынный ветр свистатьНад нашею с землей сравнявшейся могилой —Что́ счастием для нас в минутной жизни было,То будет счастием для близких нам сердецИ долго после нас; грядущих лет певец   От лиры воспылает нашей;   Внимая умиленно ей,   Страдалец подойдет смелей   К своей ужасной, горькой чашеИ волю промысла, смирясь, благословит;    Сын славы закипит,    Ее послышав, браньюИ праздный меч сожмет нетерпеливой дланью…Давно в развалинах Сабинский уголок,И веки уж над ним толпою пролетели —Но струны Флакковы еще не онемели!И, мнится, не забыл их звука тот поток   С одушевленными струями,Еще шумящий там, где дружными ветвямиВ кудрявые венцы сплелися древеса!Там под вечер, когда невидимо росаС роскошной свежестью на землю упадаетИ мирты спящие Селена осребряет,   Дриад стыдливых хороводКружи́тся по цветам, и тень их пролетает   По зыбкому зерцалу вод!Нередко в тихий час, как солнце на закатеЛиет румяный блеск на море вдалекеИ мирты темные дрожат при ветерке,   На ярком отражаясь злате, —Вдруг разливается как будто тихий звон,И ветерок и струй журчанье утихает,   Как бы незримый Аполлон   Полетом легким пролетает —И путник, погружен в унылость, слышит глас:   «О смертный! жизнь стрелою мчится!   Лови, лови летящий час!   Он, улетев, не возвратится».

Любовная карусель, или Пятилетние меланхолические стручья сердечного любления*

(тульская баллада)

В трактире тульском тишина,  И на столе уж свечки,Като* на канапе одна,  А Азбукин* у печки!Авдотья*, Павлов Николай  Тут с ними — нет лишь Анны.«О, друг души моей, давай  Играть с тобой в Татьяны!» —Като сказала так дружку,  И милый приступает,И просит скромно табачку,  И жгут крутой свивает.

Катошка милого комшит,  А он комшит Катошку;Сердца их тают — стол накрыт,  И подают окрошку.Садятся рядом и едят  Весьма, весьма прилежно.За каждой ложкой поглядят  В глаза друг другу нежно.Едва возлюбленный чихнет —  Катошка тотчас: здравствуй;А он ей головой кивнет  И нежно: благодарствуй!

Близ них Плезирка-пес кружит  И моська ростом с лось!Плезирка! — милый говорит;  Катоша кличет: — мось!И милому дает кольцо…  Но вдруг стучит карета —И на трактирное крыльцо  Идет сестра Анета*!Заметьте: Павлов Николай  Давно уж провалился,Анета входит невзначай —  И милый подавился!

«О милый! милый! что с тобой?» —  Катоша закричала.«Так, ничего, дружочек мой,  Мне в горло кость попала!»Но то лишь выдумка — злодей!  Он струсил от Анеты!Кольцо в глаза мелькнуло ей  И прочие конжеты!И говорит: «Что за модель?  Извольте признаваться!»Като в ответ: «Ложись в постель», —  И стала раздеваться…

Надела спальный свой чепец  И ватошник свой алыйИ скомкалася наконец  Совсем под одеяло!Оттуда выставя носок,  Сказала: «Я пылаю!»Анета ей в ответ: «Дружок,  Я вас благословляю!Что счастье вам, то счастье мне!»  Като не улежалаИ бросилась на шею к ней, —  Авдотья заплясала.

А пламенный штабс-капитан:  Лежал уже раздетый!Авдотья в дверь, как в барабан,  Стучит и кличет: «Где ты?»А он в ответ ей: «Виноват!»  «Скорей!» — кричит Анета.А он надел, как на парад,  Мундир, два эполета,Кресты и шпагу нацепил —  Забыл лишь панталоны…И важно двери растворил  И стал творить поклоны…

Какой же кончу я чертой?  Безделкой: многи лета!Тебе, Василий! вам, Като,  Авдотья и Анета!Веселье стало веселей;  Печальное забыто;И дружба сделалась дружней;  И сердце всё открыто!Кто наш — для счастья тот живи,  И в землю провиденью!Ура, надежде и любви  И киселя терпенью!

Плач о Пиндаре*