Антон Дельвиг - Стихотворения, не вошедшие в сборник 1829 года

Иссечен на мраморе – тина льется из мраморной урны,

И на руку нимфа склонясь, печально плескает струею!

Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!

О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!

Веселье в Олимпе, Вулкан хромоногий подносит бессмертным

Амврозию, нектар подносит Зевесов прелестный любимец.

И каждый бессмертный вкушает с амврозией сладостный нектар,

И, отворотись, улыбается Марсу Венера. И вижу

В восторге я вас, полубоги России. Шумящей толпою,

На копья склонясь, ожиданье на челах, в безмолвьи стоите.

И вот повернул седовласый Хрон часы, пресекли

Суровые парки священную нить – и восхитил к Олимпу

Святого певца Аполлон при сладостной песни бессмертных:

"Державин, Державин! хвала возвышенным поэтам! восстаньте,

Бессмертные, угостите бессмертного; юная Геба,

Омой его очи водою кастальскою! вы, о хариты,

Кружитесь, пляшите под лиру Державина! Долго не зрели

Небесные утешенья земли и Олимпа, святого пиита".

И Пиндар узнал себе равного, Флакк – философа-брата,

И Анакреон нацедил ему в кубок пылающий нектар.

Веселье в Олимпе! Державин поет героев России.

Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!

О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают.

Вот прах вещуна, вот лира висит на ветвях кипариса,

При самом рожденьи певец получил ее в дар от Эрмия.

Сам Эрмий уперся ногой натянуть на круг черепахи

Гремящие струны – и только в часы небесных восторгов

Державин дерзал рассыпать по ней окрыленные персты.

Кто ж ныне посмеет владеть его громкою лирой? Кто, Пушкин!

Кто пламенный, избранный Зевсом еще в колыбели, счастливец

В порыве прекрасной души ее свежим венком увенчает?

Молися каменам! и я за друга молю вас, камены!

Любите младого певца, охраняйте невинное сердце,

Зажгите возвышенный ум, окрыляйте юные персты!

Но и в старости грустной пускай он приятно на лире,

Гремящей сперва, ударяя, – уснет с исчезающим звоном!

Июль 1816

25. ПЕРЕМЕНЧИВОСТЬ

(К Платону)

Все изменилось, Платон, под скипетром старого Хрона:

Нет просвещенных Афин, Спарты следов не найдешь,

Боги покинули греков, греки забыли свободу,

И униженный раб топчет могилу твою!

1816

26. НА СМЕРТЬ КУЧЕРА АГАФОНА

Ни рыжая брада, ни радость старых лет,

Ни дряхлая твоя супруга,

Ни кони не спасли от тяжкого недуга…

И Агафона нет!

Потух, как от копыт огонь во мраке ночи,

Как ржанье звучное усталого коня!..

О, небо! со слезой к тебе подъемлю очи

И, бренный, не могу не вопросить тебя:

Ужель не вечно нам вожжами править можно

И счастие в вине напрасно находить?

Иль лучшим кучерам жить в мире лучшем должно.

А нам с худыми быть!..

Увы! не будешь ты потряхивать вожжею;

Не будешь лошадей бить плетию своею;

И, усом шевеля, по-русски их бранить;

Уже не станешь ты и по воду ходить!

Глас молодецкий не прольется,

И путник от тебя уж не зажмет ушей,

И при сияньи фонарей

Уж глас форейтора тебе не отзовется,

И ах! Кузьминишна сквозь слез не улыбнется!

Умолкло все с тобой! Кухарки слезы льют,

Супруга, конюхи венки из сена вьют,

Глася отшедшему к покою:

"Когда ты умер – черт с тобою!"

Между 1814 и 1817

27. БЕДНЫЙ ДЕЛЬВИГ

Вот бедный Дельвиг здесь живет,

Не знаем суетою,

Бренчит на лире и поет

С подругою-мечтою.

Пускай невежество гремит

Над мудрою главою,

Пускай и эгоизм кричит

С фортуною слепою, -

Один он с леностью живет,

Блажен своей судьбою,

Век свой о радости поет

И незнаком с тоскою.

О счастии не говорит,

Но счастие с тобою

Живет – и будет вечно жить

И с леностью святою!

Между 1814 и 1817

28. ПОДРАЖАНИЕ 1-МУ ПСАЛМУ

Блажен, о юноша! кто, подражая мне,

Не любит рассылать себя по всем журналам,

Кто час любовников пропустит в сладком сне

И круг простых друзей предпочитает балам.

Когда неистовый влетит к нему Свистов,

Он часто по делам из комнаты выходит;

Ему ж нет времени писать дурных стихов,

Когда за книгой день, с супругой ночь проводит.

Зато, взгляните, он как дуб высок и прям.

Что вялый перед ним угодник дам и моды?

Цвет полных яблоков разлился по щекам,

Благоразумен, свеж он и в преклонны годы.

А ты, слепой глупец, иль новый философ!

О, верь мне, и в очках повеса все ж повеса.

Что будет из тебя под сединой власов,

Когда устанешь ты скакать средь экосеса?

Скажи, куда уйдешь от скуки и жены,

Жены, которая за всякую морщину

Ее румяных щек бранится на тебя? -

Пример достойнейший и дочери и сыну!

Что усладит, скажи, без веры старика?

Что память доброго в прошедшем сохранила?

Что совесть… ты молчишь! беднее червяка,

Тебе постыла жизнь, тебя страшит могила!

Между 1814 и 1817

29. В АЛЬБОМ КНЯЖНЕ ВОЛКОНСКОЙ

Сестрица! можно ли прелестную забыть?

За это Аполлон давно б мне выдрал уши;

Но красота стрелой велела прикрепить

Амуру к сердцу мне портрет моей Танюши.

Между 1814 и 1817

30. ПЕРЕВОДЧИКУ ДИОНА

Благодарю за переводы

Моих ритмических стихов!

От одного отца рожденные уроды

Ведут свой знатный род от двух теперь отцов.

Между 1814 и 1817

31. МОИ ЧЕТЫРЕ ВОЗРАСТА

(Экспромт)

Дитятей часто я сердился,

Игрушки, няньку бил;

Еще весь гнев не проходил,

Как я стыдился.

Того уж нет! и я влюбился,

Томленьем грудь полна!

Бывало, взглянет лишь Она -

И я стыдился.

Того уж нет! вот я женился

На ветреной вдове;

Гляжу – рога на голове!

Я застыдился.

Того уж нет! теперь явился

В собранье с париком.

Что ж? – громкий смех над стариком.

Тут я взбесился.

Между 1814 и 1817

32. ЛЮБОВЬ

Что есть любовь? Несвязный сон,

Сцепление очарований!

И ты в объятиях мечтаний

То издаешь унылый стон,

То дремлешь в сладком упоенье,

Кидаешь руки за мечтой

И оставляешь сновиденье

С больной, тяжелой головой.

Между 1814 и 1817

33. НАДПИСЬ К МОЕМУ ПОРТРЕТУ

Не бойся, Глазунов, ты моего портрета!

Не генеральский он, но сбудешь также с рук,

Зачем лишь говорить, что он портрет поэта!

С карикатурами продай его, мой друг.

Между 1814 и 1817

34. К А. М. Т-Й

Могу ль забыть то сладкое мгновенье,

Когда я вами жил и видел только вас,

И вальса в бешеном круженье

Завидовал свободе дерзких глаз?

Я весь тогда желал оборотиться в зренье,

Я умолял: "Постой, веселое мгновенье!

Пускай я не спущу с прекрасной вечно глаз,

Пусть так забвение крылом покроет нас!"

Между 1814 и 1817

35. БЛИЗОСТЬ ЛЮБОВНИКОВ

(Из Гете)

Блеснет заря, и все в моем мечтаньи

Лишь ты одна,

Лишь ты одна, когда поток в молчаньи

Сребрит луна.

Я зрю тебя, когда летит с дороги

И пыль, и прах

И с трепетом идет прошлец убогий

В глухих лесах.

Мне слышится твой голос несравненный

И в шуме вод;

Под вечер он к дубраве оживленной

Меня зовет.

Я близ тебя; как не была б далеко,

Ты все ж со мной.

Взошла луна. Когда б в сей тьме глубокой

Я был с тобой!

Между 1814 и 1817

36. ДОСАДА

Как песенка моя понравилась Лилете,

Она ее – ну целовать!

Эх, други! тут бы ей сказать:

"Лилета, поцелуй весь песенник в поэте!"

Между 1814 и 1817

37. К ФАНТАЗИИ

Сопутница моя златая,

Сестра крылатых снов,

Ты, свежесть в нектар изливая

На пиршестве богов,

С их древних чел свеваешь думы,

Лишаешь радость крыл.

Склонился к чаше Зевс угрюмый

И громы позабыл.

Ты предпочла меня, пиита,

Толпе других детей!

Соломой хижина покрыта,

Приют семьи моей,

Тобой, богиня, претворялась

В очарованный храм,

И у младенца разливалась

Улыбка по устам.

Ты, мотыльковыми крылами

Порхая перед ним -

То меж душистыми цветами,

То над ручьем златым, -

Его манила вверх утеса

С гранита на гранит,

Где в бездну с мрачного навеса

Седой поток шумит.

Мечтами грудь его вздымала,

И, свитые кольцом,

С чела открытого сдувала

Ты кудри ветерком.

Пусть гул катился отдаленный,

Дождь в листья ударял, -

Тобой, богиня, осененный,

Младенец засыпал.

Огни ночные, блеск зарницы,

Падущей льдины гром

Его пушистые ресницы,

Отягощенны сном,

К восторгам новым открывали

И к трепетам святым

И в мраке свода ужасали

Видением ночным.

Заря сидящего пиита

Встречала на скалах,

Цветами вешними увита

И с лирою в руках.

Тобой, богиня, вдохновенный,

С вершин горы седой

Свирели вторил отдаленной

Я песнию простой:

"Что ты, пастушка, приуныла?