Антон Дельвиг - Стихотворения, не вошедшие в сборник 1829 года

Колеблясь в бок, в другой, несется,

На твой спускаясь кабинет.

Вот бледный и дрожащий свет

Вдруг осенил твою обитель!

Небес веселых мрачный житель

Является перед тобой.

"Стремись, мой сын, стремись за мной, -

Богиня с важностью вещает, -

Уже бессмертие тебе

Венцы лавровые сплетает!

Достигни славы в тишине!

С Невтоном испытуй природу,

С Бландшардом по небесну своду

Как дерзостный орел летай!

Бесстрашно измеряй пучину,

Скажи всем действиям причину

И новы звезды открывай!"

И се раскрылся пред тобою

Промчавшихся веков завес,

И зришь: в священный темный лес

Идут ученые толпою.

Кружась на ветреных крылах,

Волнится перед ними прах -

И рвет их толстые творенья.

Что делать, – плачут, да идут.

И средь такого треволненья

Одни – за Алгеброй бегут,

Те – Геометрию хватают,

Иль, руки спустя, рыдают.

Недосягаемый никем

Между кремнистыми скалами

За Стикса мрачными брегами

Главу возносит, как илем,

Престол богини измеренья,

И Крон не сыплет разрушенья

На хладны мраморны столбы!

Отсель богиня взор кидает

На многочисленны толп_ы_.

Не многих слушает мольбы,

Не многих лаврами венчает {*}.

Но грянет по струнам поэт

И лишь богиню призовет -

При звуке сладостныя лиры,

Впрягутся в облако зефиры,

Крылами дружно размахнут,

Помчатся с Пинда, понесут -

И вот в эфирном одеяньи,

Певец! она перед тобой

В венце, в божественном сияньи,

Пленяющая красотой!

И ты падешь в благоговеньи

Перед подругою твоей!

Гремишь струнами в восхищеньи,

И ты могучий чародей!

Не воздух на небе сгущенный,

Спираяся между собой,

Перуны шлет из тучи темной

И проливает дождь рекой, -

То гневный Зевс водоточивый

На смертный род, всегда кичливый,

Льет воды и перун десной

Кидает на полки строптивы.

И не роса на дол падет,

Цветы душисты освежая; -

Аврора, урну обнимая,

Над прахом сына слезы льет.

Не воздух, звуком сотрясенный,

К лесам относит голос твой:

Ах, нет! под тению священной,

Пленясь Нарцизовой красой,

Несчастна Нимфа воздыхает

И грусть с тобою разделяет.

Не солнце, рассевая тень,

На землю сводит ясный день, -

То Феб прекрасный, сановитый,

Лучами светлыми повитый,

Удерживая бег коней,

У коих пламя из ноздрей,

Летит в блестящей колеснице,

Последуя младой деннице.

Так славный Боало певал,

Бросая огнь от громкой лиры;

Порок бледнел и трепетал,

Внимая грозный глас сатиры.

Мессии избранный певец!

Ты арфою пленял вселенну;

Тебе, хвалой превознесенну,

Омиры отдают венец.

Пиндара, Флакка победитель,

Небесных песней похититель,

Державин россов восхищал!

Под дланью трепетали струны,

На сильных он метал перуны -

И добродетель прославлял.

И здесь, когда на вражьи строи

Летели росские герои,

Спасая веру и царя,

Любовью к родине горя,

В доспехах бранных, под шатрами,

Жуковский дивными струнами

Мечи ко мщенью извлекал -

И враг от сих мечей упал.

Но ты сравняешься ли с ними,

Когда, то музами водимый,

То математикой своей,

Со всеми разною стезей

Идешь на.высоты Парнаса

И ловишь сов или Пегаса?

Измерь способности свои:

Иль время провождай с доскою

И треугольники пиши;

Иль нежною своей игрою

Укрась друзей приятный хор,

Сзывая пиэрид собор.

‹1814›

{* Читатели извинят, что я в сем месте воспользовался описанием зимы г-на Хераскова, что единственно по сходству математики с холодом.}

13. НА ВЗЯТИЕ ПАРИЖА

В громкую цитру кинь персты, богиня!

Грянь, да, услышав тебя, все народы

Скажут: не то ли перуны Зевеса,

Коими в гневе сражает пороки? -

Пиндара муза тобой побежденна;

Ты же не игры поешь Олимпийски,

И не царя, с быстротою летяща

К цели на добром коне сиракузском,

Но Александра, царя миролюбив,

Кем семиглавая гидра сраженна!

О, вдохновенный певец,

Пиндар российский, Державин!

Дай мне парящий восторг!

Дай, и вовеки прославлюсь,

И моя громкая лира

Знаема будет везде!

Как в баснословные веки

Против Зевеса гиганты,

Горы кремнисты на горы

Ставя, стремились войною,

Но Зевс вдруг кинул перуны -

Горы в песок превратились,

Рухнули с треском на землю

И – подавили гигантов, -

Галлы подобно на россов летели:

Их были горы – народы подвластны!

К сердцу России – к Москве, доносили

Огнь, пожирающий грады и веси…

Царь миролюбный подобен Зевесу

Долготерпящу людей зря пороки.

Он уж готовил погибель Сизифу,

И возжигались блестящи перуны;

Враг уж в Москве – и взгремели перуны,

Горы его под собою сокрыли.

Где же надменный Сизиф?

Иль покоряет россиян? -

В тяжких ли россы цепях

Слезную жизнь провождают?

Нет, – гром оружия россов

Внемлет пространный Париж!

И победитель Парижа,

Нежный отец россиянам,

Пепел Москвы забывая,

С кротостью галлам прощает

И как детей их приемлет.

Слава герою, который

Все побеждает народы

Нежной любовью – не силой!

Ведай, богиня! Поэт беспристрастный

Должен пороки показывать мира.

Страха не зная, царю он вещает

Правду – не низкие лести вельможи!

Я не пою олимпийских героев;

Славить не злато меня побуждает, -

Нет, только подвиги зря Александра,

Цитру златую ему посвящаю!

Век на ней буду славить героя

И вознесу его имя до неба!

Кроткий российский Зевес!

Мрачного сердцем Сизифа

Ты низложил и теперь,

Лавром побед увенчанный,

С поля кровавого битвы

К верным сынам возвратися!

Шлем свой пернатый с забралом,

Острый булат и тяжелы

Латы сними – и явися

В светлой короне, в порфире

Ты посреди сынов верных!

В мире опять, в благоденстве

Царствуй над ними – и слава

Будет вовеки с тобою!

1814

Скажи, любезный друг, скажи твою науку,

Как пишешь ты стихи, не чувствуя в них скуку,

Как рифма под перо сама к тебе идет

И за собою сто соотчичей ведет,

Как можешь ты писать столь плавно и приятно

И слог свой возвышать высоко, но всем внятно.

Признаться, прочитав подчас твои стихи,

Браню я чистых муз, что так ко мне лихи,

Что, не внимаючи мне, бедному поэту,

Дают мои стихи на посмеянье свету!

Поверишь ли – весь день я с места не схожу

И за труды мои уродов лишь рожу.

Кряхчу над рифмою, над мерою проклятой.

Ругая Пинд и муз, весь яростью объятый.

А иногда в саду под ивою сижу

И на гору Парнас, зеваючи, гляжу,

Настрою лиру лишь и напишу: "баллада",

Взбренчу – струна вдруг хлоп – сбиваюся я с лада,

"О лира злобная!" – с досадой я кричу

И с Пинда лбом на низ без памяти лечу.

Почто я не могу быть равен с тем поэтом,

За масленицу кто одобрен целым светом,

Иль тем, кто в мир рожден, чтоб лирой нас пленять

И музою своей, как куколкой, играть;

Иль тем, Полорда кто приятно так представил,

Или Пожарского кто прозою прославил,

Кто Изяслава нам приятно так воспел,

Сердца Силистрией, Москвою нам согрел;

Кто о Европе на‹м› ‹в› журнале возвещает

Иль в роще Марьиной кто сильно так рыдает,

Иль тем, кто так весну нам красно описал,

Иль ‹…› на свете нам кто с мудрецом певал;

Иль тем, чей Алманзор, чьи Алпы и чья белка,

Теласко чей велик, как крепкий дуб иль елка.

Нет, не могу никак быть с ними наряду,

И, точно сирота, я на Парнас бреду.

Тебя, любезный друг, тебя прошу усердно,

Со мною ежели сидеть тебе не вредно,

То научи меня, как рифму к рифме шить

И оду полную стихами как набить.

1814

Тебе желаю, милый князь,

Чтобы отныне жил счастливо,

Звездами, почестьми гордясь!

Тебе желаю, милый князь,

Видать любовь от черных глаз:

То для тебя, ей-ей, не диво.

Тебе желаю, милый князь,

Чтобы отныне жил счастливо!

30 августа 1814

Как птичка резвая, младая,

Ты под крылом любви растешь,

Мирских забот еще не зная,

Вертишься и поешь.

Но детство быстро унесется,

С ним улетит и твой покой,

И сердце у тебя забьется

Неведомой тоской.

Тщеславие тебя цветами

Прилежно будет убирать,

И много лет пред зеркалами

Придется потерять.

Здесь мода всеми помыкает,

Чернит, румянит и белит,

Веселых плакать заставляет,

Печальным петь велит.

И ты помчишься за толпою

В чертог блестящей суеты -

И истинной почтешь красою

Поддельные цветы.

Но знай, что счастие на свете

Не в жемчугах, не в кружевах

И не в богатом туалете,

А в искренних сердцах.

Цвети, Темира дорогая,

Богиней красотою будь,