Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин

Открыв усатый рот,

Над ним

С орешины на лим

Скворец перепорхнёт.

И вновь разглядывает лес

В ручьях своё лицо.

Ни тонкий звон рыбачьих лес,

Ни поиск выжлецов

Не нарушают ровный хор,

Зелёный шум вершин.

Идущий к птичьим гнёздам хорь

Не слышен за аршин,

Лишь иволга, литой парчой

Крыла

                взрезая синь,

Жёлто-зелёною свечой

Мелькнёт в листве осин…

Сюда на день

От книг, от числ

Приди и лба не морщь —

И светлой мудрости учись

У заповедных рощ.

«Высоки́ пушистые берёзы…»

Высоки́ пушистые берёзы,

Белый сад прозрачен напролёт.

Только там, где пояс неба розов,

Всё звончей подземный ключ поёт.

Ни дышать, ни видеть не хочу я —

Деревом у светлых берегов

Стать бы мне,

Весь мир просторный чуя

Где-то возле сердца своего.

Горю своему не потакая,

Не будить, не трогать эту тишь,

А она – весенняя —

Такая,

Что её руками ощутишь.

Вот трава заснула – в сизых бусах;

Месяц побледнел, а я не сплю…

Только пусть тебе не снится,

Русой,

В этот час, как я тебя люблю.

Апрелевка

В ту ночь

                капели пели как —

Припомнить не смогу.

И станция Апрелевка

До самых крыш в снегу.

И дальних стрелок

                киноварь —

Под красным фонарём —

Мне говорит:

                опять январь,

Как прошлым январём;

И в инее акации,

И ночь идёт ко сну…

А я пришёл на станцию

Встречать свою Весну.

Она и в январе легка,

Летит в такую рань

На станцию Апрелевка

Со станции Любань.

Память

Снова пух тополиный на хатах,

И – весна,

И закат, отпылав,

Угасает в тычинках мохнатых

Бело-розовых кашек и мальв.

Погляди в потемневшую воду:

Тонкий месяц внизу

Да камыш,

И в бездонную глубь небосвода

Чёрной молнией падает стриж.

Зыбкий мир отражений беззвучных

Сохранит на мгновенье вода, —

Он сверкнёт на вечерних излучьях

И как дым пропадёт без следа.

Мне же,

Волею чьих-то решений,

Суждено через тысячи дней

Проносить эту жизнь отражений

Звонкой – некогда – жизни моей.

Всё, что плакало и говорило,

Злая память моя,

Как вода,

В потайной глубине повторила

Безъязыким – уже навсегда.

Тот закат разве розовым не был?

Месяц – тонким?

Недвижным – камыш?

И не так ли в бездонное небо

Падал чёрною молнией стриж?

Только пахло малиной лесною,

Да скрипел коростель за плечом,

Только девушка пела со мною, —

Не забыть и не вспомнить – о чём…

Что же, верить ли в правду иную,

Или сам от себя устаю —

То ли в речку гляжу я степную,

То ли в тёмную память свою?

Может, девушки не было вовсе,

И вовеки над сонной рекой

Не качался камыш на откосе,

И зари не бывало такой;

И всё то,

Что любви продолженьем —

Не померкнет с моей сединой,

Было только

Немым отраженьем

Прогремевшей минуты одной?

Фотография

В твоём саду

Играли в мае грозы,

И у окна раскрытого,

Вдвоём,

Всё говорили тонкие берёзы

О чём-то непонятном, о своём.

А карточка дешёвая стояла

У изголовья,

На кривом столе,

Где хризолитов тёмные кристаллы —

Его подарок —

                теплились во мгле.

Ты, как на солнце,

На неё смотрела,

Прикрыв глаза,

                чтоб ожил Он на миг,

И, спать ложась,

Её у сердца грела,

Чтоб был Он в снах девических твоих.

Ты так была

Весь год томиться рада,

Сдавать зачёты,

Тосковать навзрыд,

Чтоб Он

Белёсой ночью Ленинграда

К тебе ворвался —

                весел и небрит;

И внёс с собою

Тишь ночей суровых,

Полынный запах, ветровой простор,

Дымок ночлегов партий поисковых

И образцы пород

                с далёких гор.

И, карточку целуя,

Ты не знала,

Что год назад,

                весенним днём,

                                в горах

Погиб

В лавине снежного обвала

Её двойник,

В твоих живущий снах.

«Как будто бы лес был и наш, и ничей…»

Как будто бы лес был и наш, и ничей —

Всё жило само по себе:

Смотрела звезда в обмелевший ручей,

К чужой непричастна судьбе.

И в тихом яру,

Над бочагой,

Кусты

Вели разговор о своём,

Им не было дела до синей звезды,

Которой мерцал водоём.

Но миром командующий человек,

Я соединил их в одно

И отдал усталой звезде на ночлег

Ручья обмелевшее дно.

Я ветви черёмух склонил над ручьём,

И листья прохладные их

Не смели всю ночь говорить ни о чём,

Помимо желаний моих.

И шла моя выдумка

Спорить и жить —

Совою, росинкой, травой,

Чтоб в сказке, которой нельзя повторить,

Ты мальвой росла огневой;

Чтоб ты

Отгоняла минувшее прочь

И всё же,

                с другим,

                                не смогла

Забыть обо всём,

Чем в последнюю ночь

Со мною богата была.

«Снова тополь лепечет вполголоса…»

Снова тополь лепечет вполголоса,

Вспомнишь песню,

И песня – слышна:

Замирая,

От Ливен до Полюса

Голубая стоит тишина.

Только дальняя-дальняя рация,

Долетев,

Прозвенит, как ледок…

Весь в жасмине,

В цветущих акациях,

Задремал над рекой городок.